Пока хозяин хлопотал на кухне, подрагивающими от волнения руками разыскивая в холодильнике и шкафчиках хоть что-нибудь к чаю и с ужасом констатируя, что ничего подобного там нет и быть не могло, Эмма разглядывала берлогу холостяка.
А что там было разглядывать! Диван, приобретенный, по всей видимости, по дешевке у переселяющихся соседей или оставленный за ненужностью прежними хозяевами. Обшарпанный столик — того же «производства».
Взгляд предводительницы остановился на стеллажах с книгами. Они занимали почти всю стену. Книги были в прекрасном состоянии. Здесь были подписные издания классиков, что удивило Эмму, ожидающую обнаружить только фантастику и детективы. А 200 томов Всемирной литературы вообще никак не вписывались в представление Эммы о читательских интересах соседа.
Продолжая рассматривать книги, она обратила внимание на единственную фотографию в простой рамочке. На снимке была молоденькая девушка лет двадцати, не более.
Милое простое лицо говорило об открытости и доверчивости. «Красивая, — отметила про себя Эмма, — но такая молоденькая. Старый пошляк! Молоденьких ему подавай.»
Она уже хотела поставить фотографию на место, когда в комнату вошел Виктор Петрович.
— Все влюбляетесь? — то ли с иронией, то ли с упреком спросила Эмма.
— Это моя первая жена, — печально ответил он, ставя на стол чашки и чайник.
— Первая? А сколько же их было? — он только махнул рукой. Жест обозначал множественность. Эмма поджала губы. Поставила рамочку с милой девушкой на место. И уже сурово посмотрела на стол:
— У вас хоть сахар к чаю найдется? Хотя, не надо. Я пью без сахара. — На какое-то мгновение ей стало жалко одинокого холостяка. А он стоял такой виноватый и прямо-таки несчастный, чувствуя свою несостоятельность перед этой властной женщиной.
— Ну да ладно! Присаживайтесь, — чуть ли не на правах хозяйки продолжила она. — У меня к Вам серьезный разговор. — Петрович напрягся.
— Надо подумать, как разнообразить наш досуг. А то наши соседки совсем того. Ку-ку. Крыша у них от скуки едет. Знаете, что они учудили? — Петрович только плечами пожал и глазами выразил полное отсутствие понятия о том, чем занимаются его соседки в свободное от Эммы время.
А она, сделав выразительную паузу, выпалила:
— На мужской стриптиз ходили! — Эмма, естественно, не собиралась признаваться соседу, что и сама была в непристойном заведении.
Но у нее ведь оправдание — она пошла туда не с целью полюбоваться на мужские прелести, а по долгу, так сказать, ответственной и порядочной гражданки, которая блюдет честь и достоинство своих подопечных.
Мысли Петровича были совсем противоположной направленности:
— Ай да, молодцы. И как же я сам не додумался до такой шалости. Ведь никогда не бывал в таких заведениях. А зря! Упущение. Надо бы исправить. Конечно, полюбоваться бы не на мужиков, а на прелестных молоденьких танцовщиц. — Он замешкался с ответом, но, не рискуя нарваться на осуждение Эммы, неуверенно поддержал ее возмущение:
— Ох уж эти курицы. И чего им дома не сидится?
— Я вообще-то согласна с ними, что дома каждый вечер скучно. Но ведь есть другие клубы, куда более пристойные. Да и по возрасту нашему подходящие.
— Например?
— Караоке, например, — Эмма посмотрела на реакцию соседа. А тот не успел стереть с лица гримасу недовольства.
— Не нравится Вам идея?!
— Ну что Вы! Просто замечательная, — а сам подумал: «Еще чего! И что мы там не видели?»
Словно отвечая на его немой вопрос, Эмма продолжала:
— Не обязательно ведь петь самим. Я интересовалась. Там поют не только посетители, но даже профессиональные исполнители. Кстати, — она пыталась найти поддержку в лице соседа, — там и поужинать можно, и напитки заказать.
Последние слова зацепили воображение Петровича:
— И Вы не против?
— А что? Почему бы и нет? В пределах разумного, конечно. Посидим, отдохнем, музыку послушаем. Так Вы меня поддержите? А то одной мне их не уговорить, тем более после посещения такого злачного места!
При этих словах перед взором Эммы возникла прикольная картинка: Казанова с его едва прикрытым мужским достоинством. Она плотно сомкнула веки, прогоняя видение.
Петрович только хмыкнул, но кивнул головой, якобы, в знак согласия.
— Значит, договорились, Вы меня поддержите?
— Безусловно, Эмма Борисовна, — потухшие минуту назад глаза Виктора Петровича, засветились радостной надеждой: — наконец-то, она уйдет.
С одной стороны, ему было очень приятно ее присутствие. Но с дугой — очень неловко за свое холостяцкое жилище, а еще больше за такое скудное угощение, вернее, его полное отсутствие. Угощать даму водой, подкрашенной заваркой не лучшего качества, было не в правилах отъявленного губителя женских сердец, пусть и бывшего.