Не разрыдаться.
Не броситься к нему.
Не рассказать, как ей его не хватало…
Сколько слез пролила она в подушку, потеряв его, потеряв его ребенка, потеряв свою загубленную молодость…
— Прости меня, прости, — как мантру повторял он. — Мне нет оправдания. Ты даже не спросишь, что случилось тогда?
— Мне это не интересно, — а у самой дрожал голос, била нервная дрожь. Обида и боль захлестнули ее, но она пыталась выстоять. Пыталась не поддаться слабости, под влиянием которой она была готова все простить.
Непреодолимым было желание дотронуться до его рук, когда-то нежно обнимавших ее. Но сейчас эти руки безвольно повисли вдоль туловища. А он продолжал:
— Я подлец. Понимаешь, я просто струсил. Испугался ответственности за… чужого ребенка, которого ты носила под сердцем.
Светлана задохнулась:
— Ты сказал чужого?
— Ну да. Ведь Рита рассказала мне, что ты ждешь ребенка от Андрея. Якобы, он похаживал к тебе даже после развода.
— И ты поверил? Она ведь это со зла, что вернуть Андрея вернула, а удержать не сумела. Он как был пьяница и гулена, так и остался. Неужели ты не понял, что это ее месть за то, что Андрей тогда женился на мне.
— Но…
— Молчи. Почему ты не поговорил со мной, а поверил чужой женщине? И потерял не только меня, а и нашего, слышишь ты, нашего сына, — Светлана не смогла сдержать слез. Рыдания сотрясали ее грудь, руки нервно теребили край полотенца. Владимир сделал шаг в ее сторону, пытаясь привлечь ее к себе, успокоить:
— Как ты его назвала?..
— Я… потеряла ребенка… и больше у меня детей не было, — Светлана отвернулась к окну и, не глядя на Владимира, жестко, чеканя каждое слово прошептала:
— А теперь уходи.
По тону, с которым она это сказала, Владимир понял, что она не изменит своего решения. Уходя, еще раз посмотрел на Свету, так и не повернувшую головы и безмолвно стоящую у окна.
Она не дрогнула. Он опустил голову и, как побитый щенок, вышел, чуть не столкнувшись нос к носу с Клавдией и Эммой. Все это время они не отходили от Светкиной двери и пытались уловить хоть слово из их разговора.
Не поднимая на них глаз и словно не заметив их, он втянул голову в плечи и поплелся вниз по лестнице.
Замершие на миг женщины, поспешили успокоить подругу, плечи которой сотрясались от безудержных рыданий. К ним уже присоединился Петрович, отсиживавшийся в Эмминой квартире.
— Может вернуть его? — почему-то шепотом спросил он.
Эмма только угрожающе посмотрела на Петровича, и тот замолчал, не рискуя противоречить грозной предводительнице.
Глава 16
Кое-как успокоив Светлану, соседи разошлись. Петрович даже вызвался разыскать обидчика и… Только он понятия не имел, где его искать и что с ним делать. Эмма Борисовна к тому же пристыдила его:
— Что же это Вы, Виктор Петрович, бывший военный, а даже номер машины Владимира не запомнили. Эх, Вы!
Петрович стоял пристыженный и виновато смотрел то на предводительницу, к которой последнее время испытывал все больше нежности, граничащей с полным подчинением ее воле, то на Светлану, которая под страхом смерти запретила ему преследовать Владимира и тем паче мстить ему.
Петрович с облегчением вздохнул: а оно ему надо…
Клавдия предложила остаться ночевать у подруги, но та категорически отказалась, клятвенно пообещав, что справится сама. И вообще она даже ничуть не переживает:
— Все в прошлом. Так что не беспокойтесь, — а у самой сердечко стучало так громко, что казалось, вот-вот Скорую придется вызывать. Но ей хотелось побыть одной, обдумать в тишине происходящее. А ведь Клавка только мешать будет. Ну ее.
— Если вдруг что, звоните, не стесняйтесь, — уходя, сказала Эмма, внимательно глядя на раскрасневшиеся от волнения и слез щечки соседки.
Клавдия ушла домой совсем расстроенная. С одной стороны, было очень жалко соседку. Но с другой, — она обвиняла ее в неумении прощать.
— И это та самая Света, которая и была-то ниже травы, тише воды. А тут, на тебе — заупрямилась. Но мужик-то видный. Порядочный. Я бы, наверное, простила. Тем более в нашем-то возрасте! Чего еще ждать от жизни? Вот и жили бы себе по-стариковски — тихо, мирно.
Уснуть никак не получалось. Замедленная съемка воспоминаний вернула Клавдию в то далекое время, когда она еще совсем девчонкой была обижена местным малолетним мачо, любимцем всех девчонок, так грубо надругавшимся над ее первыми чувствами и невинностью.
Именно из-за его мерзкой самовлюбленности и вседозволенности вся жизнь Клавы пошла наперекосяк.