— Ты?! Тихоня!
— А то. Ты что думал просто так я с тобой пошла. Спор у нас такой был. Меня девчонки потом целый месяц шоколадками кормили. Так-то!
— Не верю!
— Твое право. — Клавдия вздохнула свободно и счастливо. Груз многих лет словно свалился с ее плеч. Она не только озадачила своего обидчика, она уколола его в самое больное место. Ведь он до сих пор хвастался перед собутыльниками своими победами. А тут оказывается, вон что. Эта тихушница выставляла его на всеобщее посмешище.
— Не ожидал от тебя, — со злостью сказал он.
А Клавдия подумала: «Я и сама от себя никак не ожидала. А ты, гад, получай по заслугам, ведь реабилитироваться перед смертью не сумеешь!» Вслух же сказала:
— Вот так-то! А теперь отвали. Меня дома ждут. А ты все прогулял, все пропил. Это тебе от Боженьки за слезы девчонок, которых ты обидел. Мачо недоделанный!
И Клавдия гордой походкой, не оглядываясь, величественно прошествовала к своему подъезду. Но, передумав, все-таки обернулась и добавила:
— Не забудь: зятек-то у меня в полиции служит! Ах-ха-ха!
Артем стоял, как громом пораженный.
Действительно ведь, все прогулял, все пропил. Ни жены, ни детей, ни жилья нормального. Удрученный, он побрел подальше от Клавкиного дома. С полицией он был не в ладах, мягко говоря. Не раз гоняли его с насиженного места в заброшенных домах.
Кара Божья настигает человека не вдруг, не сразу. Но настигает всегда…
Оставив подругу в обветшалом домике, доставшемся Клаве от бабушки и гордо именуемом дачей, она уезжала домой с тяжелым сердцем.
— И как она, бедненькая там будет жить одна? Надо было остаться с ней. Но ведь упрямая! Видеть никого не желает, хочет одна побыть. А может быть, так и надо? Пусть спокойно все взвесит, обдумает. Глядишь и простит своего бывшего.
Но как же он хорош! Эх!.. — в этом вздохе было все.
И отсутствие личного счастья.
И измучившее одиночество.
И некоторая доля зависти.
— Вот меня так никто не обхаживает. И никому-то я не нужна. — Клавдия готова была расплакаться. Сдерживало только присутствие посторонних людей.
По вагону электрички, слегка пошатываясь, медленно проходил немолодой мужчина. Одет он был в старую и дурно пахнущую одежонку. Да и от самого шел резкий запах перегара. Лицо густо обросло многодневной седой щетиной, глаза слезились, а сам он противно гундосил обычный набор нищенских заготовок:
— Помилосердствуйте, подайте на кусок хлеба…
Кое-кто открытым текстом посылал его куда подальше, некоторые бросали в давно немытую руку мелочь, брезгливо морщась при этом.
Клавдия порылась в сумочке и достала из кошелька 5 рублей. Не глядя на попрошайку, она протянула ему деньги. Но он почему-то не взял их, а остановился около ее кресла и пристально смотрел на нее.
— Да уж проходите дальше, — от удушливого амбре женщину мутило.
— Клава! Ты ли это? — мужчина с удивлением вглядывался в ее лицо. Клаве стало тяжело дышать от удушливого запаха, а еще — от стыда, что этот не проспавшийся от пьянки оборванец заговорил с ней. Мало того, назвал ее по имени!
Пересилив отвращение и стыд, она подняла на него глаза, но никак не могла признать в нем кого-либо из своих знакомых — ни бывших, ни тем более нынешних.
— Шел бы ты своей дорогой, — не желая скандалить и стараясь говорить спокойно, выдавила Клава.
— Не признаешь? — горестно и даже с некоторой долей обиды проговорил мужчина. И уже удаляясь, добавил, махнув рукой: — И-э-э-х.
Правда, денег не взял и, к удовольствию пассажиров, быстро проследовал дальше.
Весь остаток пути Клавдия мучительно пыталась вспомнить, кто бы это мог быть:
— Бывший муж! Да нет, его бы я узнала. Тогда кто же?
И вдруг молнией пронеслись те же самые ощущения стыда и отвращения, вызванные, правда, совсем иной ситуацией. Тогда еще присутствовали боль и страх.
— Артем! Господи, во что он превратился! И это тот самый красавчик, малолетний мачо, сердцеед и губитель девичьих сердец. — Она вздохнула с каким-то облегчением и удовлетворением: — Бог, как говорится не Микишка, у него своя книжка.
Клавдия закрыла глаза, надеясь вздремнуть в дороге.
Но память, эта подлая стерва, опять и опять возвращала ее в то далекое время, когда она, еще совсем девчушка, была растоптана самоуверенным и наглым обольстителем, оставившим грубый шрам на ее сердце.
Это благодаря ему она возненавидела всех особей мужского пола.
Это из-за него она так и не избавилась от комплекса неполноценности в отношениях между мужчиной и женщиной.