Что же касается города, в который Ермаков приехал жить – его сокровища действительно оказались потаенными. Перед его глазами предстал деревянный город с немощеными улицами, на которых не было ни чистоты, ни порядка. На площадях от времени и несмотрения скопились груды навоза и повседневного мусора. Главные городские улицы весной и осенью совершенно не годились для проезда – тонули в вязкой грязи и лужах. Вечерами в городе было темно. 26 масляных фонарей старой конструкции были лишь лишним расходом, не приносящим никакой пользы.
Особенно раздражало и расстраивало Ермакова, что все это человеческое неряшество соседствовало с великолепным узорочьем Муромских церквей Троицкого и Благовещенского монастырей. Он поднимал глаза к небу, смотрел на их главы, думал, что хорошо бы их обновить. Он улыбался, если в этот момент слышал колокольный звон, потому что с детства помнил надпись на одном из колоколов: «Пока я звоню, пусть далеко отступят огонь, град, молния, зараза, меч, сатана и злой человек».
Все больше ощущая Муром своим родным городом, Ермаков начал понимать его глубинные проблемы. Город мучили пожары. Их едва удавалось тушить. Запомнился страшный пожар 1859 года, возникший из-за неудачного расположения городской ярмарки с временными балаганами и скоплением народа. Тогда стало особенно ясно, что пожарная команда, состоящая из нижних чинов-отставников, недостаточного обоза, не может справиться с таким пламенем. К тому же вода имелась лишь во дворах – ее доставали из колодцев небольшими бадьями. В Муроме, который стоял на берегу полной Оки, были проблемы с водой. Съезды к реке были не устроены, попытка добыть чистую воду превращалась в каторжный труд, особенно для женщин. Козья речка, остаток прежнего городского рва, была просто отстойником и представляла несомненную опасность для здоровья жителей, а они эту воду пили…
И вот в 1851 году начинается общественная деятельность жителя Мурома купца Алексея Васильевича Ермакова. Спустя шесть десятилетий, в 1914 году, тогдашний городской голова И. Мяздриков записывает: «В этом году Ермаков был избран попечителем городской больницы… Он выстроил за свой счет деревянный флигель для помещения в нем женского отделения, аптеки и цехгауза. Открыто по его инициативе и женское училище, и он был назначен его Почетным блюстителем. Он хотел дать ход учебному образованию девиц – будущих матерей, благодаря чему улучшится семейный быт, а следовательно, и нравственность.
Это училище, преобразованное впоследствии в прогимназию, а потом в гимназию, он первоначально поместил в своем доме. Кроме сторублевого взноса по должности, он ежегодно одевал на свой счет сорок учениц».
В 1862 году Алексей Васильевич Ермаков был избран градоначальником Мурома. Должность главы городского общественного управления была введена Екатериной Второй. По Указу голова избирался только на два года домовладельцами не моложе 30 лет. И он обязан был выполнять «Особые распоряжения» высшей власти. Позже, к 1875 году, городской голова избирался уже на три года и становился председателем городской Думы. Интересно, что Ермакова первый раз избрали городским головой в 1857 году, но почему-то он отказался от высокой должности. Возможно, он сравнил потребности печального состояния города и свой человеческий ресурс. И как человек честный, сравнил не в свою пользу.
Муромцы, выбирая городского начальника из купцов и требуя успешности в его делах, креативности и честности и, видя все это у Ермакова, во второй раз выдвинули его. Он согласился и стал двадцать третьим градоначальником города Мурома.
Есть разные варианты подхода человека к новому делу: он долго присматривается к ситуации и обстоятельствам, или быстро разделывается с проблемами, подписывая груду бумаг, принимает жалобщиков, уставших от обещаний предыдущего начальства, или ездит, ходит, смотрит, говорит, грозит среднему чиновному звену, а дни уходят все дальше от магистрального дела. Не уловил, не увидел его… И время исподволь, неумолимо формирует негативный образ такой деятельности. В случае с Ермаковым его встреча с чиновником особых поручений Министерства внутренних дел Евгением Васильевичем Богдановичем оказалась судьбоносной. Видя в Ермакове горячее усердие, одушевленное патриотическим стремлением к пользе общей, и желание начать свою влиятельную службу с крупного и стопроцентно необходимого для города дела, Богданович, угадав эту мысль Ермакова, как бы воодушевил ее: «Мурому нужен водопровод», – сказал он.