Л. Ф. Зуров писал мне 4 апреля 1962 года: «Во время войны Бунины поселились на вилле „Jeannette“, построенной высоко на крутом каменистом обрыве, под которым проходит дорога Наполеона, ведущая на Гренобль. Там мы пережили итальянскую и немецкую оккупацию. Голодали <…>
При немцах Иван Алексеевич не напечатал ни строчки.
Ивану Алексеевичу из Швейцарии предлагали сотрудничать в издававшихся в оккупированных землях газетах и журналах, но он отказался. Был прислан потом к нам из города Канн человек. Мы думали, что это очередной гость, но он предложил Ивану Алексеевичу и мне сотрудничать в журналах и газетах. Мы отказались».
Двадцать девятого января 1940 года Бунин отправился в Париж, возвратился в Грасс 16 февраля. По-прежнему все читал, с грустью вспоминая Россию, свою жизнь там, давние годы детства и молодости. Стихи Надсона «Горячо наше солнце безоблачным днем…» воскресили многое в памяти, — «одни из немногих, — пишет он, — которые мне нравились когда-то — семнадцатилетнему — и теперь до чего-то чудесного воскресили всего меня той поры. Называется „В глуши“. Вижу и чувствую эту „глушь“ совершенно так же, как тогда — в той же картине (и теперь такой же поэтической, несмотря на то, что это Надсон)».
Все время он пристально следил за ходом военных событий по газетам и по радиопередачам, во время оккупации — по передачам из Москвы, Лондона и из Швейцарии. Десятого апреля 1940 года он пишет в дневнике: «После завтрака — нынче — открыл радио — ошеломляющая весть: немцы захватили Данию и ворвались в Норвегию…»
Бунин подписал коллективный протест против вторжения, по приказу Сталина, советских войск в Финляндию, опубликованный в парижской газете «Последние новости» (1939, 31 декабря); свои подписи также поставили 3. Гиппиус, Н. Тэффи, Н. Бердяев, Б. Зайцев, М. Алданов, Д. Мережковский, А. Ремизов, С. Рахманинов и В. Сирин.
Последняя поездка Бунина в Париж была в мае 1940 года. Необходимо было уладить дело с квартирой — уехав в Грасс, оставить ее за собой. Общество, которому принадлежал дом на Jacques Offenbach n°l, — Sequanaise — после хлопот Бунина отдало ему квартиру со скидкой пятьдесят процентов с основной цены. В ней поселилось семейство неких Грев за плату 950 франков в месяц. «Если дом устоит, — писала Вера Николаевна, — и случайная бомба в него не упадет, то мы сохраним и наш архив и нашу горе-мебель» [921].
Об архиве Л. Ф. Зубов сообщил в письме 11 октября 1967 года:
«Иван Алексеевич свой архив (во время войны перед отъездом в Грасс) отправил в Тургеневскую библиотеку, часть же архива (наиболее ценную — письма, записные книжки, тетради с заметками, стихи, документы и т. д.) Иван Алексеевич увез в Грасс. Во время налетов авиации мне пришлось сносить эти чемоданы вниз (вилла Жаннет) и прятать их в расположенном над виллой сарайчике (выбитом в каменной скале). Но авиаторы щадили Грасс, бомбардировали только окрестности. Немцы забрали все книги Тургеневской библиотеки, но на большие корзины (сплетенные из ивы с запорами и замками) (девять таких корзин или, как говорил Б. К. Зайцев в одном из писем, чемоданов. — А. Б.) не обратили внимания. После возвращения Буниных в Париж архив был перевезен на rue Jacques Offenbach».
Зуров свой архив — в котором, вероятно, немало записей о Буниных, — отдал на хранение дочери С. В. Рахманинова Т. С. Конюс. Она жила в усадьбе Chaud Joute (Шод Жут), построенной архитектором Владимиром Михайловичем Толстым, внуком Толстого.
Бунин приехал в Париж 9 мая. «Вера была в Париже уже с месяц, встретила меня на Лионском вокзале. Когда ехали с вокзала на квартиру, меня поразило то, что по всему черному небу непрестанно ходили перекрещивающиеся полосы прожекторов — „что-то будет!“ — подумал я. И точно — утром Вера ушла на базар, когда я еще спал, и вернулась домой с „Paris-Midi“: немцы ворвались ночью в Люксембург, Голландию и Бельгию. Отсюда и пошло, покатилось…
Сидели в Париже, потому что молодой Гавронский работал над моими нижними передними зубами. А алерты (воздушная тревога. — А. Б.) становились все чаще и страшней (хотя не производили на меня почти никакого впечатления). Наконец, уехали — на автомобиле с Жировым, в шесть часов вечера 22 мая. Автомобиль… Бразоля, сына полтавского губернского предводителя дворянства: это ли не изумительно! — того самого, что председательствовал на губернских земских собраниях в Полтаве, когда я служил там библиотекарем в губернской земской управе…
23. VII.40…И в Париже все поражены, не понимают, как могло это случиться (это чудовищное поражение Франции)» [922].
Четырнадцатого июня 1940 года Париж пал. Начался оттуда сплошной исход. «Все друг друга потом разыскивали» [923].