Пришло известие из Парижа 29 октября 1944 года: Е. Н. Жирову «схватили, остригли, посадили в тюрьму», она работала счетоводом у немцев, так как положение ее было безвыходное; «в кармане, — пишет Вера Николаевна, — ни гроша, муж пропал, содержательница пансиона ей написала, что если к 15 июня не будет внесено за Олечку 1500 франков, она берет ей билет до Парижа и отправляет к матери» [976]. Б. К. Зайцев и оба Бунины хлопотали за Елену Николаевну, и в декабре ее отпустили.
Четвертого июня Бунин записал в дневнике: «Взят Рим!» — а 6-го англичане и американцы высадились в Нормандии, чего ждал Бунин давно.
Двадцать шестого июня Бунин пишет в дневнике: «Началось русское наступление».
Первого июля: «Нынче весь день буйное веселье немцев в „Гелиосе“ (на вилле по соседству с Буниным. — А. Б.). Немцы в Грассе! И почему-то во всем этом — Я!»
События стремительно развивались.
Двадцать третьего июля: «Взят Псков. Освобождена уже вся Россия! Совершено истинно гигантское дело!»
Двадцать седьмого июля: «Взяты Белосток, Станислав, Львов, Двинск, Шавли и Режица».
Пятнадцатого августа: «Спал с перерывами, тревожно — все гудели авионы. С седьмого часа утра началось ужасающее буханье за Эстерелем, длившееся до полдня и после. В первом часу радио: началась высадка союзников возле Фрежюса. Неописуемое волнение!
18. VIII.44. Пятница. Взяли La Napoul (возле Cannes). Все время можно различить в море шесть больших судов. То и дело глухой грохот орудий».
Двадцать пятого августа: «День 23-го был удивительный: радио в два часа восторженно орало, что пятьдесят тысяч партизан вместе с населением Парижа взяли Париж.
Вечером немцы <начали> взрывать что-то свое (снаряды?) в Грассе, потом на холмах против Жоржа начались взрывы в мелком лесу — треск, пальба, взлеты бенгальских огней — и продолжались часа полтора. Сумерки были сумрачные, мы долго, долго смотрели на это страшное и великолепное зрелище с замиранием сердца <…> Ясно, что немцы бегут из Грасса!
На рассвете 24-го вошли в Грасс американцы. Необыкновенное утро! Свобода после стольких лет каторги!
Днем ходил в город — ликование неописуемое. Множество американцев.
Взяты Cannes.
Нынче опять ходил в город. Толпа, везде пьют (уже все, что угодно), пляски, музыка — видел в „Эстерели“ нечто отчаянное — наши девчонки с американскими солдатами (все больше летчики).
В Париже опять были битвы, — наконец, совсем освобожден. Туда прибыл де Голль.
Румыния сдалась и объявила войну Германии. Антонеску арестован.
Болгария просит мира.
„Федя“ (русский военнопленный, который приходил к Буниным. — А. Б.) бежал от немцев за двое суток до прихода американцев, все время лежал в кустах, недалеко от пекарни, где он работал».
Тридцатого августа Бунин узнал, что взята Ницца. «Говорят, Ницца сошла с ума от радости, тонет в шампанском».
Бунин сказал, что, «если бы немцы заняли Москву и Петербург и мне предложили бы туда ехать, дав самые лучшие условия, — я отказался бы. Я не мог бы видеть Москву под владычеством немцев, видеть, как они там командуют. Я могу многое ненавидеть и в России, и в русском народе, но и многое любить, чтить ее святость. Но чтобы иностранцы там командовали — нет, этого не потерпел бы!» [977].
Ему, не терпевшему беспринципность, претило перекрашивание многих эмигрантов в красный цвет; их пугало непредсказуемое будущее, когда советские войска двигались по Европе. Стали записываться в «Союз друзей Советского Отечества» — «Union des Amis de la Patrie Soviétigue». Записался и Зуров, стал одним из важных членов и организаторов в ниццком и каннском «Союзе…». Бунин пишет:
«В Ницце образовался „Union des Patriotes Russes“ под председательством Ивана Яковлевича Германа — он прежде жил в Meudon, имел контору по найму вилл и квартир… Позавчера я получил от него приглашение этого союза принять участие „в торжественном празднованье 27-летнего юбилея октябрьской революции“, выступить с речью среди прочих ораторов. Я ответил, что ни приехать, ни выступить не могу, будучи совершенно чужд политической деятельности. Обойдутся и без меня: ораторов будет и без того много, будет петь русский хор — советский гимн и хоровые песни „из Советской России“ — и т. д. В Cannes тоже будет празднование этого юбилея» [978].
978
Письмо Б. К. Зайцеву 26 октября 1944 года // Новый журнал. Нью-Йорк, 1980. Кн. 138. С. 155–156.