Быт парижской квартиры в дни послевоенной разрухи был нелегким, и это сказывалось на здоровье Бунина. Теперь главной заботой было чем и как топить. С юга получили две печки; в подвале лежали палки на «растопку». Получали по карточкам «несколько сот килограммов угля» и на Ивана Алексеевича четыреста кило дров. В комнате Веры Николаевны печки не было, и свое одеяло она отдала Яну, надеясь на свою меховую шубу; «буду как медведь, — пишет она в указанном выше письме, — лежать и сосать лапу… Ян очень волнуется и что-то предпринимает». Здоровье Веры Николаевны стало хуже: ослабело сердце, «общая слабость, бледность и худоба ужасные…» [989].
Кабинет Бунина был и его спальней. Там стояли «простой стол, железная кровать, прикрытая зеленым солдатским грубым одеялом, два стула и старое продавленное кресло», — писал А. Седых 19 сентября 1966 года.
Много радости давало общение с друзьями; в их кругу Бунин преображался, блистал остроумием, уморительно изображал в лицах тех, о ком что-либо рассказывал, — был тот Бунин, какого Станиславский и Немирович-Данченко приглашали в труппу Художественного театра. В один из дней ноября у профессора В. Б. Ельяшевича — Зайцевы, архимандрит Киприан (К. Э. Керн), Таганцев. Было весело. Иван Алексеевич «смешил всех до слез в буквальном смысле этого слова» [990].
Деньги как-то добывались. Более тридцати тысяч франков дал вечер Бунина 9 июля 1945 года, он прошел успешно. Изредка получались гонорары за рассказы, за переводы, потом выйдут книги. Случайные заработки бывали у Веры Николаевны: сейчас она давала уроки русского языка одному ученому французу; к ней приходили ученики на уроки — готовились к экзамену по русскому языку. Иногда для денег «стучала на машинке».
Приходили посылки с продуктами из США, в частности от М. С. Цетлин, М. А. Алданова, Н. И. Кульман, ПЕН-клуба, деньги от Александры Львовны Толстой из фонда Толстого. В посылках Вера Николаевна иногда получала что-нибудь из одежды.
Приходилось терять одного за другим тех, кто вошел в жизнь Бунина. Скончались Мережковский, Бальмонт. Девятого сентября 1945 года взволновала весть о смерти 3. Н. Гиппиус. Вера Николаевна поторопилась на квартиру Зинаиды Николаевны; «поклонилась ей до земли, поцеловала руку <…> Пришел священник, отец Липеровский. Через минуту опять звонок, и я увидела белое пальто — дождевик Яна. Я немного испугалась. Он всегда боялся покойников, никогда не ходил ни на панихиды, ни на отпевания. Он вошел, очень бледный, приблизился к сомье, на котором она лежала, постоял минуту, вышел в столовую, сел в кресло, закрыл лицо левой рукой и заплакал. Когда началась панихида, он вошел в салон <…> Ян усердно молился, вставал на колени. По окончании подошел к покойнице, поклонился ей земно и приложился к руке. Он был бледен и очень подтянут» [991].
Радио из Москвы сообщило 24 февраля 1945 года о смерти А. Н. Толстого.
Бунин, на пороге его 75-летия, обдумывал планы радикального изменения своей жизни. Алданов звал в Америку.
«Чем же мы там будем жить: совершенно не представляю себе! — писал он в ответ 28 мая 1945 года из Парижа. — Подаяниями? Но какими? Очевидно, совершенно нищенскими, а нищенство для нас, при нашей слабости, больше уже не под силу. А главное — сколько времени будут длиться эти подаяния? Месяца два, три? А дальше что? Но и тут ждет нас тоже нищенское, мучительное, тревожное существование. Так что, как ни кинь, остается одно: домой. Этого, как слышно, очень хотят и сулят золотые горы во всех смыслах. Но как на это решиться? Подожду, подумаю… Хотя, повторяю, что же делать иначе?
Здесь, как вы, верно, уже знаете, стали выходить „Русские новости“ (еженедельно). Я дал в первый номер рассказ. Газета приличная. И вообще — ничего не поделаешь…» [992]
Алданов сожалел о разлуке с Буниным в случае его отъезда в Москву. «Марья Самойловна (Цетлин. — А. Б.), — писал он Бунину 30 мая 1945 года, — чуть не заплакала, когда я сегодня ей прочел ваше письмо. Она только восклицала: „Это безумие!“, „Боже мой!“» [993]
Осенью 1945 года по указанию из Москвы Бунин был приглашен в советское посольство в Париже. Старший советник посольства А. А. Гузовский известил, что господин посол желает с ним познакомиться; была прислана машина, и Иван Алексеевич поехал. Бывший посол СССР во Франции А. Е. Богомолов рассказал автору этой работы о своей встрече и беседе с Буниным. Он пригласил Ивана Алексеевича к себе на завтрак: