В Москве остановился в номерах Гунст. Тогда он и встретился с Верой Николаевной Муромцевой, дочерью Николая Андреевича Муромцева, члена Московской городской управы, и племянницей Сергея Андреевича Муромцева, председателя Государственной думы.
«Четвертого ноября 1906 г., — вспоминает Вера Николаевна, — я познакомилась по-настоящему с Иваном Алексеевичем Буниным в доме молодого писателя Бориса Константиновича Зайцева, с женой которого, Верой Алексеевной, я дружила уже лет одиннадцать, как и со всей ее семьей. У Зайцевых был литературный вечер с „настоящими писателями: Вересаевым и Буниным“, как сказала мне Вера Алексеевна, приглашая меня» [304] .
Бунину было тридцать шесть лет. Говорили, продолжает Вера Николаевна, что «до женитьбы Иван Алексеевич считался очень скромным человеком, а после разрыва с женой у него было много романов, но с кем — я не знала: имен не называли» [305] .
Вера Николаевна родилась 1 октября 1881 года. Это была женщина умная, с самостоятельными взглядами на литературу, на жизнь.
Вера Николаевна окончила естественный факультет Высших женских курсов в Москве, была широко образованным человеком: знала французский, английский, итальянский языки; переводила рассказы Мопассана, Флобера («Воспитание чувств», изд. «Шиповник». СПб., 1915; перевод драмы «Искушение святого Антония» не был ею закончен; эту ее рукопись правил Бунин) [306] .
Уже после смерти Бунина, в своих, оставшихся неоконченными, воспоминаниях «Беседы с памятью» Вера Николаевна подробно рассказала о их знакомстве и встречах. В ноябре, вспоминает она, «мы уже начали с Иваном Алексеевичем видаться ежедневно: то вместе завтракали, то ходили по выставкам, где удивляло меня, что он издали называл художника, бывали и на концертах, иногда я забегала к нему днем прямо из лаборатории, оставив реторту на несколько часов под вытяжным шкапом. Ему нравилось, что мои пальцы обожжены кислотами» [307] .
В декабре умер отец Бунина, и он тяжело переживал это.
Через некоторое время Бунин уехал в Васильевское. С пути, из Ельца, он прислал Вере Николаевне письмо, «это был целый рассказ о купцах, пивших чай и закусывавших его навагой, которую они держали за хвост. Из Васильевского он писал часто, присылал только что написанные стихи: „Дядька“, „Геймдаль“, „Змея“, „Тезей“, „С обезьянкой“, „Пугало“, „Слепой“, „Наследство“; прислал раз одну строку нот романса…
Из деревни Иван Алексеевич ездил на одни сутки в Воронеж. Его пригласили участвовать на вечере в пользу воронежского землячества. У него была близкая знакомая, дочь тамошнего городского головы Клочкова, и, вероятно, она и устроила, что Бунин согласился приехать в город, где он родился, и участвовать в вечере…
Этот вечер, вернее, вся его обстановка дана в его рассказе „Натали“.
В конце января, как это было условлено, он приехал в Москву…
В феврале Иван Алексеевич опять поехал в Петербург…
Я решила его называть Яном: во-первых, потому что ни одна женщина его так не называла, а во-вторых, он очень гордился, что его род происходит от литовца, приехавшего в Россию, ему это наименование нравилось.
Вернувшись из Петербурга, он рассказал, что при нем, когда он сидел в гостях у Куприна, который угощал его вином, Марья Карловна вернулась с Батюшковым с пьесы Андреева „Жизнь человека“. Она похвалила пьесу, Александр Иванович схватил спичечную коробку и поджег ее платье из легкой материи. Слава Богу, удалось затушить» [308] .
Бунин сказал Вере Николаевне: «Нужно заняться переводами, тогда будет приятно вместе жить и путешествовать, — у каждого свое дело, и нам не будет скучно, не будем мешать друг другу…» [309]
С конца 1906 года Бунин и Вера Николаевна встречались почти ежедневно. Брак с первой женой не был расторгнут, и повенчаться они не могли (венчались они в 1922 году в Париже [310] ).
В письме к своему брату Дмитрию Николаевичу Муромцеву 22 января 1935 года Вера Николаевна говорит о Бунине (она называла его всегда Яном): «Для Яна нет ближе человека, чем я, и ни один человек меня ему никогда не заменит. Это он говорит всегда и мне, и нашим друзьям без меня. Кроме того, то нетленное в наших чувствах, что и есть самое важное, остается при нас. В моей же любви никто не сомневается… Ведь главная тяжесть у меня потому, что он приносит самому себе вред своим… характером и тем, что он не считается ни с кем. Пожалуй, больше всего он считается все-таки со мной. Умирая, его мать послала мне через Софью Николаевну (Пушешникову. — А. Б.) завещание и просьбу: „Никогда не покидать его“. И он это знает и очень держится за это. Если бы я ушла, это, как он говорит, была бы катастрофа, тогда как разлука с другими „только неприятность“» [311] .
Г. В. Адамович, много лет хорошо знавший Буниных во Франции, писал, что Иван Алексеевич нашел в Вере Николаевне «друга не только любящего, но и всем существом своим преданного, готового собой пожертвовать, во всем уступить, оставшись при этом живым человеком, не превратившись в безгласную тень. Теперь еще не время вспоминать в печати то, что Бунин о своей жене говорил. Могу все же засвидетельствовать, что за ее бесконечную верность он был ей бесконечно благодарен и ценил ее свыше всякой меры. Покойный Иван Алексеевич в повседневном общении не был человеком легким и сам это, конечно, сознавал. Но тем глубже он чувствовал все, чем жене своей обязан. Думаю, что, если бы в его присутствии кто-нибудь Веру Николаевну задел или обидел, он, при великой своей страстности, этого человека убил бы — не только как своего врага, но и как клеветника, как нравственного урода, неспособного отличить добро от зла, свет от тьмы… То, о чем я сейчас говорю, должно бы войти во все рассказы о жизни Бунина» [312] . Он говорил жене, что «без нее пропал бы».
Во второй половине февраля он отправился в Васильевское, в марте — в Москву, а затем в Петербург.
Десятого апреля 1907 года Бунин и Вера Николаевна выехали из Москвы — отправились за границу. Деньги на эту поездку — «семь тысяч золотых рублей», по свидетельству Л. Ф. Зурова, — дал Бунину Н. Д. Телешов. С этой поездки началась их совместная жизнь [313] , скитальческая, с бесконечными переездами с места на место. Они прожили вместе сорок шесть с половиной лет. Скончалась Вера Николаевна 3 апреля 1961 года, на семь с половиной лет пережив Бунина.
В 1907 году вместе с Верой Николаевной Бунин совершил свое четвертое заграничное путешествие — во Святую землю. Древние страны Востока — Египет, Сирию, Палестину, а не Италию или Испанию, как советовали Бунину одесские друзья, — выбрала для поездки и настояла на своем предложении Вера Николаевна.
Галина Николаевна Кузнецова пишет о своей беседе с Буниным в ноябре 1932 года: «Как странно, что, путешествуя, вы выбрали все места дикие, окраины мира, — сказала я.
— Да, вот дикие! Заметь, что меня влекли все Некрополи, кладбища мира! Это надо заметить и распутать!» [314]
Это путешествие дало материал для целого цикла рассказов о Востоке, позже объединенных в сборник «Тень Птицы» (Париж, 1931).
Путь из Москвы лежал через Киев, — где осматривали древний Софийский собор, — и, конечно, через Одессу, откуда начинались и где заканчивались все их путешествия.
Двенадцатого апреля приехали в Одессу, на вокзале их встретил Нилус. Виделись с Куровским, с друзьями на «четвергах», ездили к Федорову на дачу «Отрада». Глядя на море, Бунин говорил: «Боже, как хорошо! И никогда-то, никогда, даже в самые счастливые минуты, не можем мы, несчастные писаки, бескорыстно наслаждаться! Вечно нужно запоминать то или другое, чувствовать, что надо извлечь из него какую-то пользу».
310
Вера Николаевна писала 17 марта 1960 года: «Шаферами были Куприн и еще один друг… Это было 24/11 ноября 1922 года… А в мэрии были в начале июля 1922 года».
312
Цитирую по рукописи, полученной от Н. В. Кодрянской; см. также мою статью: В. Н. Муромцева-Бунина // Подъем. Воронеж, 1977. № 1.
313
23 апреля н. ст. 1936 года Бунин записал в дневнике: «Когда-то в этот день — 10 апреля 1907 г. уехал с Верой в Палестину, соединил с нею свою жизнь».