Однако Бунин не решился принять предложение И. Д. Сытина «редактировать те новые издания, которыми он жаждал „освежить“ свою фирму» [401] .
Пятнадцатого или шестнадцатого мая Бунин с Юлием Алексеевичем уехали в Ефремов — повидаться с матерью, которая была очень слаба: болела астмой. Вера Николаевна пока осталась в Москве.
Двадцать первого мая Бунин приехал в Глотово, в июне к нему присоединилась и Вера Николаевна. «Только вчера возвратился в деревню» [402] , — писал И. А. Бунин Куприну в цитированном выше письме.
В Глотове он собирал материал для начатой ранее повести «Деревня», которую закончил только в следующем году. Некоторые его записи приводит В. Н. Муромцева-Бунина в «Беседах с памятью»:
«26 мая 1909.
Перед вечером пошли гулять. Евгений, Петя и дьяконов сын пошли через Казаковку ловить перепелов, мы с Колей в Колонтаевку. Лежали в сухом ельнике, где сильно пахло жасмином, потом прошли луг и речку, лежали на Казаковском бугре. Теплая, слегка душная заря, бледно-аспидная тучка на западе, в Колонтаевке цоканье соловьев. Говорили о том, как бедно было наше детство — ни музыки, ни знакомых, ни путешествий… Соединились с ловцами. Петя и дьяконов сын ушли дальше, Евгений остался с нами и чудесно рассказывал о Доньке Симановой и о ее муже. Худой, сильный, как обезьяна, жестокий, спокойный. „Вы что говорите?“ И кнутом так перевьет, что она вся винтом изовьется. Спит на спине, лицо важное и мрачное».
В этих лицах нетрудно узнать персонажей повести «Деревня» — Молодую и ее мужа Родьку.
«Много было разговоров у Яна с родными, — пишет Вера Николаевна, — что ему хочется написать длинную вещь, все этому очень сочувствовали, и они с Евгением и братьями Пушешниковыми вспоминали мужиков, разные случаи из деревенской жизни. Особенно хорошо знал жизнь деревни Евгений Алексеевич, много рассказывал жутких историй. Он делился с Яном своими впечатлениями о жизни в Огневке, вспоминал мужиков, их жестокое обращение с женщинами. У Евгения Алексеевича был огромный запас всяких наблюдений. Рассказывал он образно, порой с юмором».
Николай Алексеевич Пушешников отметил в дневнике имена крестьян, которых Бунин, по его выражению, «изучал»: «Яков Никитич предмет изучения. В „Деревне“. Лысый, необычайно жадный, кривоносый, богатый мужик. Никогда не отвечал на вопросы прямо, все шутил. Любимая его фраза: „Как сказать?“ Он не мог ни о чем говорить и ни о чем не думал, кроме хозяйственных расчетов. Одет всегда был: в армяк-поддевку и белую, длинную, из мужицкого холста рубаху. На бледном лице кривой розовый нос. Николай Мурогий. Тоже в „Деревне“. Высокий, нескладный. Что-то забавно-детское поблескивало в лице. Сашка Копченка. Нежный овал лица, сероглазая» [403] .
Яков Никитич — прототип Якова Микитича, богатого и жадного мужика из Дурновки. Двое других наряду с упомянутыми выше Донькой Симановой и ее мужем, — дали Бунину некоторые характерные черты для Родьки и Молодой.
Прототипом Кузьмы Красова послужил поэт-самоучка Е. И. Назаров. «Озерский кабатчик как-то сказал мне, — пишет Бунин в письме к С. А. Венгерову, — что в Ельце появился „автор“. И я тотчас же поехал в Елец и с восторгом познакомился в базарном трактире с этим Назаровым, самоучкой-стихотворцем из мещан (с которого списан отчасти Кузьма в моей „Деревне“)» [404] .
Бунин о себе говорил: «Волка… ноги кормят, а меня лето» [405] . Деревенское уединение, хорошее лето — вот чего всегда хотелось Бунину для плодотворной работы. В унылые, непогодливые дни, при его обостренной впечатлительности и недомоганиях, он с трудом мог удержать себя за письменным столом. Весь июнь шли дожди. Продолжались они и в июле. И писал Бунин, по его признанию, «весьма мало. Пропадаем, — сообщал он в письме Федорову 30 июня 1909 года, — буквально пропадаем от беспрерывных дождей, грязи и холода. Иногда проснешься ночью — и слышишь шум такого ливня, что вскочишь: шабаш, потоп!» [406] .
Только в августе он, по собственному выражению, «кинулся» писать стихи и прозу, — когда наступили хорошие, солнечные дни, и он «хоть немного чувствовал себя сильнее» [407] .
В августе Бунин написал «много стихов, проводя все время в маленькой белой комнате рядом с его кабинетом… — пишет Вера Николаевна в „Беседах с памятью“. — У меня записано в моем конспекте этого лета:
…4-го августа написаны стихи „Собака“ — эти стихи навеяны собакой Горького, сибирской породы…
8-го — „Морской ветер“.
13-го —„До солнца“ (позднейшее заглавие „Рассвет“, — А. Б.).
14-го — „Вечер“ и „Полдень“, который его очень веселил.
16-го —…„Сторож“, „Берег“, который мне больше всего нравился.
17-го — „Спор“.
Все это время Ян был в хорошем настроении. По вечерам в поле он читал нам с Колей стихи…» [408] .
Не желая отрываться от захватившей его работы над повестью о деревне, Бунин отложил поездку на юг, в Крым, куда собирался 1 сентября.
В сентябре Бунины вернулись в Москву. В. Н. Муромцева-Бунина вспоминает:
«В Москву мы приехали в начале сентября, остановились у моих родителей. В три дня Ян написал начерно первую часть „Деревни“. Иногда прибегал к маме, говорил: „жуть, жуть“, — и опять возвращался к себе и писал» [409] .
Написанные главы повести Бунин читал осенью 1909 года в кругу друзей. Вера Николаевна говорит в «Беседах с памятью»: «Ян позвонил к нам по телефону и сказал, чтобы я приезжала с Колей в Большой Московский и захватила рукопись, он там будет читать „Деревню“.
Когда мы вошли в отдельный кабинет, то увидали Карзинкина (брата жены Телешова, тонкий художественный вкус которого Бунин высоко ценил. — А. Б.), Телешова, Белоусова и еще кого-то…
На столе стояли бутылки, вина, закуска.
Ян приступил к чтению и прочел всю первую часть. Читал он хорошо, изображая людей в лицах. Впечатление было большое, сильное. Даже мало говорили» [410] .
В Москве Бунин пробыл недолго. В конце сентября он отправился в Одессу. 25 сентября он сообщал Горькому: «Уезжаю в Одессу. Собрался было дня три тому назад, да напугала Вера: закружилась голова, потемнело в глазах и т. д. Доктора говорят — острое малокровие, переутомилась летом — много училась» [411] . 29 сентября 1909 года Вера Николаевна написала мужу: «Сейчас получили твое третье письмо с дороги…» [412] Почти весь октябрь Бунин провел в Одессе.
Нравилось ему, что здесь по-южному тепло — «совсем лето» [413] , как говорит он в письме к Телешову от 4 октября, — что он снова с друзьями, наслаждается их радушием и гостеприимством.
В Одессе был и Куприн. Бунин уговорил Куприна дать рассказ в сборник «Друкарь».
Двенадцатого октября Бунин сообщал Телешову, что «останется здесь, верно, еще с неделю» [414] . Вероятно, в двадцатых числах октября он уехал в Москву, откуда в середине ноября отлучался в Петербург и, по-видимому, 19-го возвратился в Москву. Жил он у Муромцевых, в Столовом переулке, дом 11, недалеко от Поварской.
Академия наук присудила Бунину еще одну Пушкинскую премию. (Две предыдущие он получил за «Гайавату», «Листопад» и другие произведения.)
О третьей было объявлено на заседании Академии 19 октября 1909 года. Академик А. А. Шахматов послал уведомление Бунину 20 октября:
«Имею честь уведомить вас, что представленные вами на 18-е соискание премии имени А. С. Пушкина „Стихотворения 1903–1906 гг.“, том третий (СПб., 1906) — том четвертый. „Стихотворения 1907 г.“, „Годива“, поэма Теннисона. Из „Золотой легенды“ Лонгфелло, „Каин“, мистерия Байрона 1908 г…удостоены императорской Академиею наук неполной премии имени поэта в пятьсот рублей» [415] .
405
Письмо Бунина — А. Е. Грузинскому 14 июня 1909 года. — РГАЛИ, ф. 126, on. 1, ед. хр. 126, л. 11.
415
РГАЛИ, ф. 44, on. 1, ед. хр. 340, л. 3. — О присуждении премии см.: Восемнадцатое присуждение премии имени А. С. Пушкина 1909 года. Отчет и рецензии 1-VIII. СПб., 1911. С. 17. О том, что Пушкинскую премию Бунин «получил три раза», он говорит в письме 15 января 1923 года к проф. С. Агреллу; см. также: Живые слова. Вып. 1. М., 1910.