— Огонь! — прокричал Аскет, и сам первый, выпустил по твари очередь из «Кедра».
Его поддержали и остальные. Но пули не причиняли существенного вреда огромному перепончатому созданию, лишь дырявили на вылет уродливую кожу на крыльях. Из этих рваных дыр тут же брызгала струями знакомая чёрная жижа, забрызгавшая весь пол рядом с кубом. Одно крыло неудачно угодило под перемычку кран-балки, на несколько секунд обездвижив тварь. Этих секунд Наемнику хватило для того чтобы прицелиться, и выпустить гранату из «РПГ». Грохнул взрыв. Помещение заполнила тошнотворная вонь гнилого мяса, разлетевшегося в разные стороны. Поперечный швеллер кран-балки с пронзительным скрипом криво накренился. Тут же за спиной Аскета грохнуло несколько выстрелов из «Сайги», все обернулись и увидели, как в коридор вваливались один за другим зомби — те самые, которых они видели за стеклом «Х-1».
— Туда! — крикнул Симак, указав пальцем на помещение «КП»[73] под потолком.
Они побежали, спотыкаясь на покрытых скользкой жижей, помостах и лестницах. Замыкал колонну бегущих Беркут — который то и дело останавливался, чтобы выпустить очередь по показавшимся в зале, порождениям ада. Симак добежал до металлической двери первым. Задыхаясь от нехватки кислорода, он судорожно дернул ручку двери, оказавшейся запертой. Наёмник тут же грубо оттолкнул его, и попытался вставить один из ключей в прорезь замочной скважины. Но не один из ключей не подошёл — более того, прорезь имела другую совсем форму, то есть сам ключ должен был быть совершенно другим. Беркут, Левинц и Терех огрызались короткими, прицельными очередями, пытаясь остановить напирающую и казавшуюся бесконечной, вереницу оживших мертвецов. Некоторые из них, сражённые бронебойными пулями и шквалом дроби, падали, перекатываясь через гнутые перила. Другие бесформенными грудами оседали на помостах, и тут же по их телам шли другие, новые солдаты.
— Это конец!.. — сказал Аскет, руки которого дрожали, сжимая опустевший и бесполезный «Кедр».
Перед глазами у Симака появилось лицо Маши, на котором была добрая, нежная улыбка, и ему захотелось просто закрыть глаза и лечь на эти грязные и ржавые прутья арматуры, из которых был сварен пол помостов и лестниц. Он закрыл глаза, его тело охватила теплая нега, а душу — апатия ко всему его окружающему, и к собственной жизни. Ему было хорошо. «Зачем бороться, для чего? — проносились в голове отголоски мыслей, за барьером которых стихала ставшая безразличной суета. — Сколько можно вгрызаться в эту жизнь? Нет, хватит — здесь всё и кончится! Там будет хорошо — там будет Маша, и мы снова будем вместе, и снова будем счастливы…» Но тут безмятежный, расслабляющий образ Маши исчез, и он увидел лицо Алёны, глаза которой были наполнены тревогой, и страхом. Он понял, что не имеет права опускать руки, опускать именно сейчас, когда каждая секунда, каждый миг на вес золота! Ради неё он должен найти выход! Ведь он притащил её сюда, он пообещал ей, что они выйдут! А теперь она ждёт его, она верит в его слово! И он должен его сдержать, он должен найти выход из этого безвыходного положения! Сколько раз он упирался в тупик? — но волею судьбы или случая, он всегда находил выход. Грудь зажгло тупой болью, перед глазами промелькнуло лучащееся добротой лицо старца, которого он видел во сне. «Ключ! Точно! Как же я мог про него забыть! Ведь он может… нет, он точно подойдёт, иначе я бы не нашёл его, и не таскал с собой всё это время! В этом месте ничего не происходит просто так!»
Грохот ставших редкими выстрелов, пробился сквозь пелену забытья. Аскет сидел у двери, с закрытыми глазами, прислонившись спиной к металлическим прутьям ограждения. Его автомат, всё это время лелеемый им с таким рдением, куском бесполезного железа валялся под его ногами. В руке он сжимал блестящую глянцем рукоять «Walther P-38». Беркут, Левинц и Терех были заняты обороной от наступающей, и казавшейся неизбежной, смерти. Симак одним резким движением сорвал с шеи ключ, согнутый пулей, которая могла бы убить его. Вставив его в замочную скважину, — она была сделана именно под этот ключ, — он с силой отогнул его в сторону, распрямляя изогнутый медный стержень, и провернул ключ. Механизм двери тихо лязгнул, этот лязг тут же привлёк внимание Наёмника. Тот бросил вначале безразличный, наполненный безысходностью и тоской, взгляд на дверь, — затем перевёл его на Симака, и будто что-то прочитав в глазах товарища, он тут же ожил, ловко подскочив, освобождая место, нужное, чтобы открыть дверь. Симак дёрнул за уже согретую его теплом ручку, она поддалась, и дверь в бетонную комнату с толстыми стёклами, отварилась. Краем уха Симак слышал, как разрывается немецкой бранью мегафон. Но это его уже не волновало. Он лишь успел хлопнуть по плечу ближайшего товарища, которым оказался Беркут — чтобы тот прекращал огонь, и перебирался в, несомненно, безопасное, укрытие. Они успели закрыть дверь за влетевшим в комнату, — словно с мостика погружающейся в морскую бездну подводной лодки, — Левинцем. Тут же раздались глухие удары в дверь, с той стороны. Это пули клюют в толстую, качественную сталь, на которой даже в потёртых местах нет ни одной ржавчинки — лишь пыль. Комната, в которой они оказались — была пультом управления установкой «Х-2», и судя по всему, главным по значимости помещением во всём этом подземном строении. В стене, которая в зале под ними казалась глухой, здесь был дверной проём. Они прошли в него, и обнаружили разветвление. Туалет и ванная; оружейка и склад с продовольствием, бумагами и прочим; комната с уютной домашней кроватью, тумбочкой и лампой на ней; кабинет. На кружевном покрывале, застилавшим кровать, лежали останки человека: обтянутый кожей безобразный череп, нелепо выглядевший коричневый костюм; покрытые пылью, некогда блестящие лаком, коричневые кожаные туфли. Из-под лацканов пиджака виднелась пожелтевшая от выделений какой-то жидкости, некогда белая, рубашка, — с которой змеёй свисал красивый галстук. По стене у кровати стекало застывшее ссохшееся пятно, бывшее видимо, мозгами погибшего здесь много лет назад человека. Из-под манжеты правого рукава, рубашка на котором была увенчана запонкой, с изображением змеи, — торчала кисть, обтянутая сухой кожей, сжимавшая пистолет «Walther РРК». На тумбочке рядом с уютной лампой, лежала аккуратная фетровая шляпа «Федора», с маленькими полями. В комнате пахло старьём, но никак не трупным гниением — и это было странно. Казалось, что этого человека просто высушили, и его кожа стянула сжавшуюся от обезвоживания плоть.