— Товарищ полковник… — начал докладывать парень, вытянувшись струной по стойке смирно.
— Отставить! — лихо прикрикнул Фриц.
Мы прошли дальше, Борис в замешательстве плёлся за нами. Здесь действительно был целый город. Рядом с калиткой стояла небольшое помещение охраны, из прорези бойницы которого на нас смотрел ствол «ПК»[28].
Рядом с помещением — собачья будка, с насторожившейся при нашем появлении собакой, прикованной к будке цепью. Это была немецкая овчарка. Сами дорожки залиты бетоном — ровно и аккуратно, сразу видно, что работали «с душой». Похоже, у Фрица по-другому не работают!
— Раньше тут содержали заключённых — торфяников, это законсервированный лагерь! — вновь ожил Фриц, — Я со своей тёлкой тут недалеко обосновался, ходил как то на лося, и обнаружил это брошенное место. Мы тут всё обновили, подстроили. Новые дома построили, сложили печи! — хвалился Фриц, и обоснованно.
Справа от дорожки, по которой мы шли, я увидел стоящие в ряд машины: «Батоны» — их было штук двадцать, стояли они на одинаковом расстоянии друг от друга, выстроенные идеально ровным рядом. Краска на машинах блестела зеркальным лаком, шины были черны. Машины стояли на бетонной площадке, над ними висела маскировочная сеть. За рядом «батонов», стояли «козлы», в основном тентованные. Машины тоже выгладили «с иголочки», словно Фриц тут содержал автосалон отечественных внедорожников. За ними возвышались зелёные кабины «Шишиг» — этих машин здесь было с десяток. Половина — с командирскими кунгами связи — «КШМ»[29], другие — с какой-то спец аппаратурой, смонтированной на базе этих машин.
За «66-ыми» стояли «Уралы», и несколько грузовиков «ЗИЛ-131». Дальше, уже за «ЗИЛами», — мне не хватило зрения, чтобы различить модель, — ряд джипов, обычной, гражданской раскраски. Квадрациклов не было — скорее всего, они держали их где-нибудь под крышей. От этого огромного автопарка повеяло тёплым запахом нового отечественного автомобиля, бензина, и нагретой солнцем резины. На секунду в голове закружило — вспомнилось детство, пионерлагерь.
Дежурная машина в том лагере была как раз такая вот «таблетка»: запах выхлопа от той машины, запах нагретой солнцем краски — эти запахи крепко врезались в мою детскую память. Я всегда с завистью провожал эту «дежурку», когда она выезжала за забор или просто разъезжала по территории. У этой машины было много поклонников — не один я с завистью втягивал сдобренный выхлопом воздух своими детскими ноздрями. Тогда я думал, что когда вырасту, стану водителем — и непременно устроюсь работать в этот самый лагерь, и буду ездить именно на этой машине, а меня будет провожать завистливыми взглядами детвора!
Нам на встречу попадались какие-то забитые «мужичишки», каждый из них что-то нёс в руках: мешок или ящик. Одетые все в выцветший зелёный камуфляж старого образца, местами заштопанный, местами перепачканный краской, цементом, а где и просто прожженный. Скорее всего, это обноски Фрицевской армии, которые местные «дураки» донашивают за солдатами. Ну правильно, нормальному солдату нечего делать в рабочее время в части!
— Михеев, а ну давай быстрее! — раздался властный окрик.
Окрикнули одного из мужиков, который нёс на плече какой-то ящик, который сразу ускорился. Мужчина, в чистом строительном комбинезоне почтительно вытянулся по стойке смирно, увидев Фрица в сопровождении гостей:
— Здравья желаю, товарищ полковник! — бодро поздоровался тот.
Фриц никак не отреагировал на приветствие, он вообще не обратил на этого человека никакого внимания — будто с ним только что поздоровалась бетонная статуя, с встроенным микрофоном, который транслирует приветствие. Мы разминулись с несколькими девушками, оживлённо щебечущими о чём-то своём, в руках которых были тазы и вёдра. Девушки одеты в разное, как в городе, но не так пёстро — нет в них лишь той вызывающей обнажённости и вульгарности, которая модна среди современных горожанок. Увидев нас, девушки тут же смолкли, и стали серьёзными. Головы все опустили вниз, стараясь не смотреть на нас. Рядом с одноэтажным домом, старого советского образца, барачного типа, было развешано на верёвках разнообразное бельё, на крыльце одна девушка покачивала дорогую на вид детскую колясочку. Две бабушки сидели на деревянной скамейке, стоявшей в тени большой ели, неподалёку от подъезда «одноэтажки». Они что-то громко обсуждали, но увидев нас, мгновенно умолкли. Проводив нас с Борисом недружелюбным, но в тоже время внимательным взглядом, они вновь принялись в полголоса обсуждать свои дела. Вся эта умиротворённость, тишь, и мирная речь — всё это находилось в руках Фрица, и поэтому, эта жизнь, которую он создал здесь, была хрупка, словно тонкий хрусталь. На одном из домов я различил надпись на небольшой табличке перед входом: «столовая». «Интересно, как они тут получают еду? — подумал я, — По карточкам что ли?» Так же на глаза мне попалось несколько детских площадок, спортивный городок, здание с вывеской «ресторан», «клуб», «прачечная». Мы прошли довольно большое расстояние — приблизительно, метров пятьсот. За это время я насчитал тридцать два одноэтажных, кирпичных дома, и не подсчитанное мною множество свежих срубов. Сдаётся мне, что это далеко не все дома, которые есть в этом лесном гарнизоне. Мы дошли до окрашенного зелёной краской дома, на который тоже была наброшена маскировочная сеть. Над некоторыми окнами можно было разглядеть коробы кондиционеров, выкрашенные зелёной краской. Судя по небольшим размерам довольно современных, а может просто не столь мощных, по сравнению с теми, которые вешают обычно под окна офисов. Над входом в здание красовалась табличка: «штаб». Этот дом был больше остальных, у него был второй этаж, несколько зелёных тарелок торчало из крыши, а так же несколько обычных антенн. Окна имели ставни из толстой стали, в которой были прорезаны отверстия для автоматов — бойницы. Высокое бетонное крыльцо. На крыльце молодцеватый парень, одетый в камуфляж с красной повязкой на плече. В руках у него немецкий автомат «МР-40», тот же сигнальный пистолет, что и у часового на воротах, в кобуре на портупее. Штык нож, немецкий, как у меня, только не переделанный, в кожаном чехле, подвешенном на другой стороне ремня. Берцы до блеска начищены, так, что при желании можно бриться, глядя на своё отражение от их отшлифованной до глянца поверхности. Солдат молча вытянулся, грудь выставил вперёд, своим видом он напомнил мне солдат, изображённых на агитационных плакатах времён «СССР». Мы поднялись по бетонной лестнице, облицованной недорогой, но довольно современной керамгранитной плиткой. Мы зашли через толстую металлическую дверь в просторный коридор, на стенах прикручены подсвечники с толстыми свечами в прозрачных стаканах. Все свечи свежие — видно, что их ещё ни разу не зажигали. Значит, нет проблем с электричеством, или просто вовремя меняют? Освещают коридор гудящие лампы дневного света, без которых из-за отсутствия окон здесь было бы темно. Вокруг царит чистота и порядок, довольно прохладно. Я почувствовал еле уловимый запах хлорки. Полы, облицованные той же плиткой, что и крыльцо — блестят чистотой; стены, окрашенные светло-зелёной краской, дочиста вымыты. Мы шли по довольно широкому коридору, затем свернули в помещение лестничного тамбура, и поднялись на второй этаж. Шагая по лестнице, мы разминулись с молодым парнем, почтительно прижавшимся к стене, уступая нам дорогу. На втором этаже был точно такой же коридор. На стене я увидел плакат, советский, на котором изображён чёрной краской на красном фоне мужик, с суровым лицом, держащий в руке лопату. За ним — колючая проволока, и надпись сверху: «Лишь честным Трудом можно искупить вину перед Народом!».