— Вы не могли об этом знать, — пояснил Николс, увидев удивление на лице мэра. — Он не выжил. Говоря технически, он даже не родился. А лотерея продолжилась без нас.
— Мне очень жаль…
Она с трудом подавила желание взять Марнса за руку. Десятилетия прошли с тех пор, как их руки намеренно соприкасались, но внезапная печаль, наполнившая комнату, заставила забыть об этой многолетней пустоте.
— Мы хотели назвать его Николас, в честь моего деда. Он родился преждевременно. Один фунт и восемь унций.[1]
Точность, с которой он вспомнил детали, в каком-то смысле показалась более печальной, чем если бы он дал волю эмоциям.
— Его интубировали, поместили в инкубатор, но возникли… осложнения. — Николс уставился на свои руки. — Джульетте тогда исполнилось тринадцать лет. Она испытывала такой же восторг, как и мы. Сами можете представить — у нее вот-вот должен был появиться младший братишка. Ей оставался всего год до начала ученичества у матери, акушерки. — Николс поднял взгляд. — Заметьте, не здесь, в этом роддоме, а на средних этажах, где мы вместе работали. Я тогда был еще интерном.
— И Джульетта?.. — Джанс пока не могла понять, в чем тут связь.
— В инкубаторе возникла неисправность. Когда Николас… — Доктор отвернулся и потянулся рукой к глазам, но справился с эмоциями. — Извините. Я все еще называю его по имени.
— Все в порядке.
Джанс держала Марнса за руку. Она сама не понимала, когда и как это произошло. Похоже, доктор не заметил. Или же, скорее, ему было все равно.
— Бедная Джульетта. — Он покачал головой. — Она обезумела от горя. Сперва она во всем обвинила Роду — опытную акушерку, которая буквально сотворила чудо, подарив нашему мальчику хотя бы слабый шанс. Я все объяснил Джульетте. Правда, думаю, она и так это понимала. Ей просто нужно было кого-то ненавидеть. — Он кивнул Джанс. — Девочки в таком возрасте… сами знаете.
— Можете мне не верить, но я помню. — Джанс вымученно улыбнулась, доктор Николс ответил тем же. Она почувствовала, как Марнс сжал ее руку.
— И лишь когда ее мать умерла, она стала винить во всем отказавший инкубатор. Точнее, не сам инкубатор, а то состояние, в котором он находился. Там все было старое и держалось на честном слове.
— Ваша жена умерла от послеродовых осложнений? — Джанс решила, что это еще одна деталь в деле Джульетты, которую она, наверное, пропустила.
— Моя жена покончила с собой неделю спустя.
Опять все та же отстраненность профессионального врача. Джанс не могла понять: то ли причиной стал защитный механизм, включившийся после всего происшедшего, то ли это была врожденная черта характера.
— Кажется, я припоминаю ту историю, — произнес Марнс. Это были его первые слова за все время посещения.
— Я сам выписывал свидетельство о смерти. Поэтому мог указать любую причину, какую хотел…
— И вы признаётесь в подобном? — Марнс попытался встать. Джанс не могла предположить, для чего именно, и потому сжала ему руку, чтобы он оставался на месте.
— Неофициально? Конечно. Признаюсь. Так или иначе, ложь оказалась бесполезной. Джульетта была умна даже в том возрасте. Она все узнала. И это подтолкнуло ее…
— Подтолкнуло к чему? — спросила Джанс. — К душевному расстройству?
— Нет. Я собирался сказать другое. Это подтолкнуло ее уйти. Она подала заявление о смене специализации. Потребовала перевести ее вниз, в механический, чтобы стать там ученицей, чьей-то «тенью». Она была на год моложе, чем требовалось для такого перевода, но я дал согласие. Подписал ее заявление. Думал, что она попадет туда, подышит воздухом «глубины» и вернется. Я был наивен. Решил, что свобода пойдет ей на пользу.
— И с тех пор вы ее не видели?
— Только раз. Несколько дней спустя, на похоронах ее матери. Она поднялась самостоятельно, пришла на похороны, обняла меня, а потом ушла обратно. Как мне потом сказали, проделала спуск без единой остановки. Я стараюсь быть в курсе того, что с ней происходит. У меня есть коллега в нижнем роддоме, и он мне время от времени посылает весточки о ней. Она вся в делах, вся в делах…
Николс помолчал, затем рассмеялся:
— Знаете, когда она была маленькая, я видел в ней только копию матери. Но она выросла и стала больше похожа на меня.
— Вам известно о ней что-либо, что могло бы помешать ей стать шерифом бункера или сделало бы ее неподходящей кандидатурой для такой должности? Вы ведь понимаете, что требуется для этой работы и с чем она связана?