В небольшой заплечной сумке поместилось все, что ей было нужно: добротный серебристый комбинезон, который она почти не надевала, носки и трусы, еще влажные от стирки в раковине, рабочая фляга, помятая и испачканная жиром, трещотка и набор ключей. В карманах она носила мультиинструмент и двадцать монет, хотя с тех пор, как она стала мэром, денег с нее почти никто не брал. Единственное, чего, по ее мнению, ей не хватало, так это приличной рации, но Уокер списал в утиль два исправных аппарата, чтобы попытаться построить новый, и он еще не был готов.
Со своими скудными пожитками и ощущением, что она бросает своих друзей, она оставила Механику. Отдаленный грохот раскопок преследовал ее по коридорам и на лестничной площадке. Прохождение через службу безопасности было похоже на преодоление какого-то ментального порога. Это напомнило ей о том, как она выходила из шлюза все эти недели назад. Как запорный клапан, что-то позволяло пройти только в одном направлении. Она боялась, сколько времени пройдет, прежде чем вернется. От этой мысли стало трудно дышать.
Постепенно набирая высоту, она стала проходить мимо других людей на лестничной площадке, и Джульетта чувствовала, как они наблюдают за ней. Взгляды людей, которых она когда-то знала, напоминали ей ветер, налетевший на нее на склоне холма. Их недоверчивые взгляды налетали порывами — и так же быстро они отводили глаза.
Вскоре она увидела то, о чем говорил Лукас. Какое бы доброе расположение ни вызвало ее возвращение — какое бы удивление ни питали люди к ней как к человеку, отказавшемуся от чистки и сумевшему выжить в великой внешней среде, — оно рушилось так же уверенно, как бетон, который долбили внизу. Если ее возвращение извне давало надежду, то ее планы проложить туннель за пределы бункера порождали нечто иное. Она видела это по отворачивающемуся взгляду продавца, по защищающей руке матери, обхватившей своего ребенка, по шепоту, который то появлялся, то исчезал. Джульетта порождала противоположность надежде. Она сеяла страх.
Несколько человек все же поприветствовали ее кивком и «мэр», когда она проходила мимо них по лестнице. Знакомый молодой носильщик остановился и пожал ей руку, казалось, он был искренне рад ее видеть. Но когда она останавливалась у нижних ферм на двадцать шестом этаже, чтобы поесть, и когда она искала туалет на три уровня выше, она чувствовала себя такой же желанной гостьей, как жирный человек в «Ап Топ». И все же она была среди своих. Она была их мэром, пусть и нелюбимым.
Это общение заставило ее задуматься о встрече с Хэнком, заместителем главы «Глубины». Хэнк участвовал в восстании и видел, как отдавали свои жизни хорошие мужчины и женщины с обеих сторон. Когда Джульетта вошла в участок помощника шерифа на участке один-двадцать, она подумала, не была ли остановка ошибкой, не следует ли ей просто идти дальше. Но это была ее юная сущность, боявшаяся встречи с отцом, ее юная сущность, которая зарылась с головой в проекты, чтобы избежать мира. Она больше не могла быть такой. На ней лежала ответственность перед бункером и его обитателями. Увидеть Хэнка было правильным решением. Она почесала шрам на тыльной стороне руки и смело вошла в кабинет заместителя. Она напомнила себе, что она — мэр, а не заключенный, которого отправили на очистку.
Хэнк поднял взгляд от своего стола, когда она вошла. Глаза помощника шерифа расширились, когда он узнал ее — они не разговаривали и не виделись с тех пор, как она вернулась. Он поднялся со стула и сделал два шага навстречу, затем остановился, и Джульетта увидела в его глазах ту же смесь нервозности и волнения, что и у нее, и поняла, что зря она боялась его прихода, зря избегала его до сих пор. Хэнк робко протянул руку, словно опасаясь, что она откажется ее пожать. Казалось, он был готов отдернуть ее, если она обидится. Какую бы душевную боль она ему ни принесла, он все равно испытывал боль от того, что выполнил приказ и отправил ее на уборку.
Джульетта взяла помощника шерифа за руку и притянула его к себе.
«Прости меня», — прошептал он, и голос его сдал.
«Прекрати», — сказала Джульетта. Она отпустила помощника шерифа и сделала шаг назад, изучая его плечо. «Это я должна извиняться. Как твоя рука?»
Он пожал плечом. «По-прежнему прикреплена», — сказал он. «И если ты еще раз посмеешь передо мной извиниться, я тебя арестую».
«Тогда перемирие», — предложила она.
Хэнк улыбнулся. «Перемирие», — сказал он. «Но я хочу сказать…»
«Ты выполняла свою работу. А я делал все, что мог. Теперь оставь это».
Он кивнул и стал изучать свои сапоги.