Сирена перестала жалобно выть, и я с неохотой встаю с кровати. Наша "квартира" делится на четыре части. Одна из них моя малюсенькая комната, в которую вместились лишь кровать и небольшой шкафчик с пылящимися на ней книгами. Книги здесь есть лишь у некоторых, ведь после войны все что сохранилось ушло в частную собственность СБЗ (союз Бункеров Земли). Между всеми Бункерами разделили все сохранившиеся книги Земли, и заперли в библиотеки, где теперь их можно найти лишь там. Моя самая любимая книга – сборник работ А.С. Пушкина. Особенно я люблю стихи и рассказы, где упоминается об образе Земли. Образ золотых полей ржи, гор Кавказа я могу лишь выдумывать у себя в голове.
В детстве мы посещали один из диких пляжей, где помимо нас отдыхают лишь раки. Тогда мама была еще с нами. Наш желтый "Жигули" останавливался у каменистого берега, а я выбегала самой первой, стремясь потрогать воду. Купаться мне запрещали, и поэтому я скакала по камням, пока отец брал Вила и уходил с ним прыгать с берега. Я наблюдала за раками, они балдежно щелкали клешнями. Мама сидела в нашей машине, положив ноги на бардачок, и читала книгу. Она потрясающей красоты человек. Золотые волосы ложатся на плечи, зеленые глаза закрыты солнцезащитными очками. Стройная фигура, миниатюрный острый нос, пухлые розовые губы. Я не знаю ее нынешнего образа. Возможно, ее уже нет в живых. А может она в соседнем Бункере вместе со своим новым молодым человеком. Тогда на пляже меня укусил рак, и на мой крик подбежала мама. Она осмотрела мой палец, достала из походной сумочки какую-то жидкость и брызнула прям в ранку. Оттуда просочилась белая пенка, и я скривилась от боли. Мама дунула на палец, улыбнулась, произнесла волшебные слова и спросила: "все еще болит?". А я глянула на нее как на волшебницу, забыв о боли. На крик подбежали папа и Вил.
– Что случилось?– глотая воздух, спросил папа.
– Всего лишь маленький рачок укусил нашу Эрику,– мило улыбнулась мама и дернула мой нос.
– Раз ничего страшного не произошло, то пойдемте проводим солнце за горизонт.
Мама вела меня за руку, обняв другой рукой папу. Вильям шел рядом со мной. Вместе мы залезли на булыжник и уставились на огромное желтое солнце. Лучи пекли нам глаза, но упустить такую возможность: глянуть на этот удивительный закат, было нельзя. Это был самый красивый закат в моей короткой жизни на Земле. Я обняла ноги Вила, которые были на уровне моих ручонок, и прижалась к маме. Это был последний раз, когда я действительна была счастлива. Вся семья была рядом.
Сейчас я смотрю на Вильяма, спустя десять лет после войны. Он жив. Он дышит. А я вместе с ним. Он медленно пережевывает кашу. Я не хочу есть, хочу лишь снова прижаться к папе и маме.
– Вил, я люблю тебя.
Вильям поднимает взгляд, и теперь на меня смотрят мамины бездонные глаза. Глаза мамы на лице Вила – единственное что у нас осталось от нее.
– Я тебя тоже, Эрика,– отвечает он, и его глаза снова опускаются в тарелку.
Сегодня мне поручили быть в инженерном корпусе, которым управляет мой брат. Я быстрым шагом направляюсь к нему в кабинет. Он сидит за своими бумагами, не отрывая взгляд. По нему видно, что он устал от работы, и мне его жаль.
– Вил!– зову его я, но мне уделяется ноль внимания.– Вильям Пейдж, немедленно оторвись от бумаг!
– Эрика, почему ты не на работе?– поднял голову мой старший брат, удивившись моему голосу. Он недоволен тем, что его оторвали от работы.