Конвэй быстро сбросил с себя одеяло и сел на кровати, свесив ноги.
Ведь это все-таки не сон!.. «Патриция» уже попалась на глаза калифорнийскому профессору… Она мчится, приближаясь к роковой точке с каждой секундой! Но пока этого никто еще не знает, кроме проф. Стаффорда, его ближайших помощников и его, Ричарда Конвэя…
Мистер Конвэй тряхнул головой, как бы прогоняя неприятное виденье, и громко произнес: «Какая нелепость».
За дни пребывания на уединенном и пустынном острове Энст он успел немного успокоиться, но теперь вся непостижимая картина вырисовывалась в особенно ярких красках. Он быстро оделся и, захватив с собой палку, вышел, не выпив даже кофе, заботливо приготовленного добрейшей Салли. Он чувствовал потребность успокоиться и вновь привести в порядок свои мысли, а лучшим средством для этого — было побродить по побережью.
Сколько времени он бродил так — он не мог бы сказать. Море глухо роптало. Поднявшийся ветер разогнал туман и открыл унылую перспективу безлюдных дюн, кое-где поросших полянами сохнущего вереска. Начиная чувствовать утомление и решив возвращаться к дому, от которого он зашел уже далеко, Конвэй вышел на дорогу из Норвича в Сэкс-Ярд, проходящую по самому побережью. У поворота он увидел стоявший небольшой спортивный автомобиль, у раскрытого мотора которого возилась какая-то фигура. Подойдя ближе, мистер Конвэй участливо спросил:
— Застряли? Не могу ли я чем-нибудь помочь?
Человек выпрямился и обернулся. Глянув ему в лицо, мистер Конвэй почувствовал, что песчаный грунт, на котором он стоял, покачнулся, словно превратившись в зыбучий песок, заколебался и уходит у него из-под ног…
Перед ним стояла, одетая в брюки и серую спортивную куртку, Патриция Стаффорд. Руки ее были перепачканы машинным маслом, жирные пятна которого блестели и на ее лице. Из-под меховой шоферской шапочки беспорядочно выбились волосы цвета золота; вся ее фигура и выражение лица говорили о том, что она собирается расплакаться.
— Этот гнусный мотор!.. Он не дает вспышки…
— Вы, вероятно, не помните меня, — сделав над собой героическое усилие, выговорил мистер Конвэй. — Вы — Патриция Стаффорд, и мы уже встречались.
— О, это возможно, у меня была такая масса знакомых, — улыбнулась Патриция, и мистеру Конвэй показалось, что солнце осветило весь мир, несмотря на уничтожающий смысл ее слов. Ему захотелось опуститься здесь же на колени и молиться на эту девушку, ему захотелось схватить ее грязные руки и, спрятав в них свое лицо, рассказать ей о тех долгих, глухих, ночных часах, когда он называл ее коротко и нежно «Пат», рассказать о том, что перед всеобщим концом судьба послала ему вымоленное им счастье хотя бы увидеть ее… Но Конвэй не сделал и не сказал ничего подобного. Вместо этого он скинул перчатки и залез в мотор, который, видимо, почувствовав, что теперь валять дурака не удастся — чихнул и ровно и четко застучал. Если бы Патриция могла подозревать, что делается в сердце мистера Конвэй, она, конечно, ни за что не склонилась бы так низко над побежденным мотором, что ее волосы касались лица Конвэя… Он побледнел, выпрямился и закусил губу.
— Право, не знаю, как благодарить вас, — сказала она, протягивая ему руку, — теперь я поспею еще к обеду домой. Но вы идете пешком! Может быть, я смогу довезти вас.
— Мне недалеко, — пролепетал Конвэй, — я здесь живу, в Сэкс-Ярде.
— И это вы называете недалеко! До Сэкс-Ярда добрых 5 миль. Садитесь.
Конвэй послушно уселся, и автомобиль, сорвавшись с места, принялся заглатывать ленту дороги.
— Однако, мы близкие соседи, — проворковала Патриция, — мы живем в Норвиче… Но вы говорили, что мы встречались… Давно ли и где?
— Это было еще тогда, когда вы были мисс Стаффорд, а не мистрис Вилкинс… Помните Мэттью Роллинга и завтрак в «Карльтоне»?
Патриция резко затормозила. Мистер Конвэй клюнул носом…
— Но это значит, что вы мистер Ричард Конвэй!.. Боже! Мэттью проговорил мне все уши рассказами о ваших несравненных качествах и достоинствах, начиная от львиной храбрости и кончая змеиной мудростью… Только вчера он рассказывал о том, как вы бежали из плена…
— Вчера? Вы разговаривали вчера с Мэттью Роллингом? Где?