В конце концов, я добираюсь до узкой грунтовой дороги, которая ответвляется от главной дороги, ведущей к дому Рэна, и паника сжимает мое сердце, как кулак. Я не вижу никаких огней. В доме нет света, идущего изнутри. Дома никого нет. А это значит, что я зря проделала весь этот путь в темноте, а Рэн... Рэн все еще не вернулся со своей вечеринки с парнями, и он где-то там, прекрасно проводит время, совершенно забыв о моем существовании.
Просто прекрасно.
Вау.
Осознание обрушилось на меня, как ведро ледяной воды, только что вылившееся на мою голову: это не тот человек, которым я хочу быть, какая-то глупая девчонка, блуждающая в темноте одна, вся измученная из-за какого-то парня, который никак не может определиться с ней. У меня гораздо больше здравого смысла. Больше самоуважения. Сжав руки в кулаки, я смотрю в ночь, мое решение принято. Я возвращаюсь в академию. Я не стану жертвой такого рода безумия.
Прежде чем я успеваю начать долгий путь обратно в Вульф-Холл, впереди внезапно вспыхивает свет, отбрасывая желтое сияние в темноту. Бунт-Хаус поднимается из чернильно-черного леса, появляясь из ниоткуда, и мое безумное сердце замедляется. Значит, они все-таки дома. Какая-то часть меня испытывает облегчение от этого знания, но остальная часть разочарована тем, что я даже позволила себе…
Стальной прут обвивается вокруг моей шеи, перекрывая доступ воздуха.
— Кричи, и ты, бл*дь, сдохнешь, — предупреждает злобный рык.
Какого... какого хрена?
На секунду я становлюсь олицетворением страха. Мой разум просто... пуст. Я не могу дышать, не могу двигаться, не могу думать…
Невероятно прочная лента вокруг моего горла сжимается.
— Маленькая паршивка, — шипит голос. — Ходишь на цыпочках в темноте, шпионишь за людьми. Очень плохо, petite pute française. Очень, очень плохо.
Блокада, которая захлопнулась внутри меня, разбивается вдребезги, разваливаясь на части. Эта фраза: маленькая французская шлюха. Именно так назвал меня Пакс, когда я вошла в свой самый первый класс в академии. Я не сомневаюсь, что это он стоит позади меня, удерживая меня в удушающем захвате, и с этим знанием мой страх испаряется. Он вовсе не чудовище. Он не какое-то сверхъестественное существо, рыщущее по лесу в поисках своей следующей жертвы. Он просто парень с проблемами в поведении, и меня учили, как с ними справляться.
Я бью его локтем назад и вверх по ребрам. Он настолько выше меня, что ему пришлось наклониться, чтобы схватить меня, а это значит, что я могу получить большую инерцию после удара. Пакс удивленно выдыхает, и я использую эту возможность в свою пользу. Извиваясь, крутясь в его руках, я вбиваю костяшки пальцев ему в горло, вонзаю их в его Адамово яблоко, и его хватка исчезает.
— Гребаная... сука! — ревет он. — Иди сюда. Тащи свою задницу сюда прямо сейчас, бл*дь!
Он удивленно моргает, когда я подчиняюсь ему без всяких возражений.
Конечно же, я приду к тебе, ублюдок. Я сейчас приду к тебе.
Пакс обнажает зубы, гнев ярко горит в его глазах, и делает попытку схватить меня. Однако я хватаю его за запястье, дергаю за руку, хлопаю ладонью по локтю, заставляя сустав согнуться не в ту сторону, и Пакс реагирует так же, как все большие мальчики, когда им вот-вот сломают руку: он падает на колени, крича от боли.
С этого момента все довольно просто. Я отпускаю его руку, но еще не закончила с ним. Подошва моего Док Мартина приземляется между его плеч, когда я брыкаюсь, вкладывая всю свою силу в удар. Он падает вперед на подстилку из листьев, яростно ругаясь, а затем я оказываюсь на его спине, ожидая, что он сделает дальше, уже зная, что он попытается развернуться подо мной. Мой кулак поднят вверх, оттянут назад так далеко, как только мог, готовый сломать его гребаный нос и навсегда покончить с его карьерой красавчика-модели…
— Не думаю, что это необходимо, — вежливо сообщает мне голос.
Чья-то рука сжимает мое запястье, так крепко, что я не могу вырвать ее.
Пакс поднимается, сбрасывая меня со спины, и я боком лечу на землю. Дэш стоит надо мной, его лицо — пустая маска, выражение лица совершенно непроницаемо. Только тусклый свет из дома освещает его черты, и он похож на статую человека. Неодушевленное изваяние, оставленное для притязаний стихий.
— Чокнутая... мелкая... сучка... — Пакс резко поворачивается ко мне лицом.
Он уже готов броситься вниз и снова схватить меня, когда из тени материализуется третья фигура. Как бледный призрак, Рэн стоит надо мной, засунув руки в карманы, темные волосы скрывают половину его лица. Его кривая улыбка выглядит более чем немного хищной.
— Ну, ребята. Доставайте хороший фарфор, — громыхает он. — Похоже, у нас в доме появился нежданный гость.
Глава 22.
ЭЛОДИ
КОФЕ ГОРЬКИЙ и теплый, и от него у меня по спине пробегает дрожь удовольствия. Дэш сидит на самом краешке кожаного дивана, наблюдая, как я пью из чашки с таким очарованием, что кажется, будто он только что очнулся от трехтысячелетней комы и понятия не имеет, что такое кофе. Или кружки. Или диваны. Или девушки, которые знают Крав-Мага.
— Это реально было очень впечатляюще, — говорит он, подперев рукой подбородок.
— Нет, это было чертовски глупо, — огрызается Пакс, массируя горло. — Она знала, что я шучу. Она намерено обострила это дерьмо.
Он сидит на полу, прислонившись к стене у открытого камина, и злобно смотрит на меня, пока занимается своим «ушибленным» горлом. Я, бл*дь, его почти не трогала.
Рэн почти ничего не говорит. Он стоит в дверном проеме, ведущем на кухню, и напряженно смотрит на двух своих друзей. Взгляд его нефритовых глаз скользил по мне раз или два, но его основное внимание было сосредоточено на Дэше и Паксе, как будто он ждал, что что-то произойдет. На нем черная толстовка и какие-то свободные спортивные штаны, и, черт возьми, он заставляет их выглядеть греховными. Хотя этот сукин сын мог бы даже в мусорным мешке выглядеть хорошо. Я отворачиваюсь от него, но тут же замечаю, что Дэш хмуро смотрит на меня.
— Что привело тебя сюда, любовь моя? Мы конечно обожаем принимать гостей, но здесь у нас беспорядок. Уже за полночь, а мы только что вернулись из очень долгого путешествия. Мы как раз собирались начать планировать вечеринку.
Дом безупречно чист. Толстый кремовый ковер, на котором растянулась раздражающая задница Пакса, выглядит недавно пропылесосенным. На стеклянном журнальном столике нет ни единого отпечатка пальца. Побитая медная панель над камином так отполирована, что в ней отражается свет, как в зеркале. Унылые картины на стенах — черные, синие, белые, полосы эмоций на холсте — теперь, когда я вижу их правильно освещенными, гораздо более захватывают дух, и на их рамах нет ни пылинки. Журналы и книги на верхней части буфета так идеально выровнены, что из их стопок не торчит ни один неровный угол или неровный край. Это место выглядит как гребаный вестибюль отеля.
Рэн кашляет в свой сжатый кулак, очевидно, пытаясь заглушить фыркающий смех. Однако, в уголках его глаз появляются морщинки, выдавая его веселье. Я никогда не думала, что он может улыбаться, но на самом деле это случается довольно часто. Вы просто должны быть внимательны, чтобы поймать…
Я замечаю еще кое-что, когда он держит руку перед своим лицом: костяшки его пальцев покрыты ссадинами. Одна из них расколота, красная и свежая рана. Они были совсем не такими, в ту ночь на чердаке, да и в библиотеке тоже. Я бы заметила. Он ударился обо что-то с тех пор, как я видела его в субботу, и, судя по всему, он сильно ударился об это что-то. Словно почувствовав на себе мой взгляд, Рэн разжимает кулак, вытягивает пальцы и лениво засовывает руку обратно в карман спортивных штанов, глядя себе под ноги.