Я стараюсь не выдать удивленного смешка.
— Да, сэр.
— Значит, ты не из города. У тебя больше денег, чем здравого смысла, и ты думаешь, что мир все еще должен тебе?
Я серьезно качаю головой.
— Нет, сэр.
— Тогда ты, наверное, не из этой их школы. Я не знаю, где он нашел тебя, красавица, но ты слишком хороша для него. Мой совет? Убирайся сейчас же, пока еще можешь.
Я даже не знаю, что на это ответить. Но я не говорю ему, что учусь в Вульф-Холле. Чувствую, что он будет меньше влюблен в меня, если я исправлю его предположение.
Рэн стоит позади меня, тихо рыча.
— Она слишком мила для меня, но это не твое собачье дело, старина.
Мы заказываем огромное количество еды и едим ее на задней скамейке для пикника, подальше от любопытных глаз четырех клиентов в баре. Как только мы заканчиваем, Рэн провожает меня обратно в машину и говорит, что мы вообще покидаем Маунтин-Лейкс. Впервые с тех пор, как я прибыла в Вульф-Холл, я покидаю город и не оглядываюсь назад.
Глава 30.
РЭН
ДО ЭЛОДИ мое лучшее поведение выглядело совсем иначе. Я бы послал Паттерсона за его дерзость и, наверное, выгнал бы всех из бара. С тех пор как Элоди стала моей девушкой, я столько раз сдерживал свой гнев и не давал ему волю. Дело дошло до того, что я даже делаю это, когда ее нет рядом, мучимый совестью, на которую до сих пор почти не обращал внимания. За каждым действием, каждой мыслью, каждым словом скрывается мучительный вопрос: что бы Элоди подумала обо мне, если бы увидела меня сейчас?
Это тяжелое бремя - этот сдвиг в поведении. Все не приходит само собой, это требует постоянной работы, и новые ограничения, которые я наложил на себя, раздражают меня, как ничто другое.
Хотя она не просила меня меняться.
На самом деле она ни о чем меня не просила, но это гложущее желание сделать ее счастливой, заставить ее всегда гордиться мной остается постоянным. Для нее я хочу быть лучше, чем когда-либо была моя грязная, гнилая душа.
Поездка достаточно длинная, чтобы потребовать музыки. Я включаю радио, и Элоди сразу же переключает станцию с хардкорного металла, который я обычно выбираю, на что-то более мелодичное. Я ненавижу это хипстерское увлечение и все американское дерьмо, которое пришло вместе с ним, но в первый раз я не чувствую, что собираюсь ударить кулаком по приборной панели, когда слышу бренчащие гитары и претенциозные ритмичные тексты песен. Похоже, ей это нравится, и мне тоже.
Я стараюсь не реагировать, когда она начинает петь, ее голос сладкий и яркий, всегда на секунду сбитый с ритма или очень немного не настроенный, но мои внутренности бунтуют. Ей все равно, если она не попадет в каждую ноту. Она поет просто для удовольствия, а когда замечает, что я краем глаза смотрю на нее, то невольно смеется надо мной. Она — все хорошее и светлое в этом мире, и быть в ее присутствии — все равно что выйти из тюремной камеры после стольких долгих, темных лет и наконец почувствовать солнце на своем лице.
Я настолько сломлен и испорчен, что мне всегда казалось, что грубые, зазубренные части меня никогда не смогут снова собраться вместе. Я никогда даже не осмеливался думать о подобном. Но каким-то образом за последние несколько недель Элоди снова собрала меня воедино, даже не пытаясь это сделать.
Мы прибываем в поместье сразу после полудня. Мы всего в двух часах езды от академии, но с таким же успехом можем быть и за полмира оттуда. День кажется полным возможностей, разрывающихся по швам от потенциала. Элоди в замешательстве морщит лоб, когда я проезжаю через высокие металлические ворота и спускаюсь по длинной широкой подъездной дорожке к внушительному зданию впереди.
— Монмут-Хаус? — насмешливо говорит она. — Так написано на той табличке.
— Табличке? — Я притворяюсь, что понятия не имею, о чем она говорит.
— Да. Та самая, что установлена на гигантской вывеске перед воротами. Рэн, какого черта мы здесь делаем? Нас вот-вот арестуют за незаконное проникновение? Я не могу получить судимость. Полковник Стиллуотер убьет меня.
Иногда она бывает такой драматичной. Я сбрасываю с себя нервную дрожь, которая нападает на меня, когда я вижу белый «Мерседес-Бенц» G-класса, припаркованный перед домом, давая себе строгий выговор.
Сохраняй свое гребаное хладнокровие, чувак.
С каких это пор ты вообще беспокоишься о том, что думают эти ублюдки?
Но я чертовски напряжен. Отрицать это не имеет никакого смысла. Это что-то очень новое для меня, нехоженая земля, и я ни хрена не понимаю, как все это будет происходить. Я останавливаюсь рядом с Гелендвагеном, готовясь к тому, что должно произойти.
— Рэн, я серьезно. Это похоже на частную собственность. Разве мы не должны... — она оглядывается, и в ее прекрасных голубых глазах появляется беспокойство. — Может, нам стоит поискать гостиницу или что-нибудь в этом роде? Я не думаю, что здесь сдают комнаты.
— Во всяком случае, не по часам, — ухмыляюсь я.
Я поворачиваю ключ в замке зажигания, выключая двигатель. Как по команде, Кэлвин появляется в открытой парадной двери, одетый безупречно, как всегда в Армани. Элоди быстро опускается на своем месте, изо всех сил стараясь стать невидимой.
— Рэн, — шипит она.
Я опускаю стекло и коротко улыбаюсь высокому седовласому мужчине, который подходит к машине.
— Мастер Рэн! — Его приветствия всегда были теплыми, а улыбка искренней.
Я опираюсь рукой на дверь, ухмыляясь ему.
— Привет, Кэл. Как дела?
Я знаю Кэлвина с тех пор, как мне исполнилось пять лет. Он был там, когда умерли мои бабушка и дедушка. Родители моей матери. Именно он утешал меня, когда я ободрал колени. Это он таскал мне печенье после ужина, когда меня отправляли спать без десерта за то, что я не успевал доесть.
В его глазах вспыхивает огонек, когда он замечает Элоди, сидящую рядом со мной на пассажирском сиденье.
— Ах! Гостья? Неужели мои глаза не обманывают меня?
— Ну ладно, ладно. Нет необходимости так напрягаться. Я привез с собой гостью. Кэлвин, это Элоди. Элоди, это Кэлвин. Не поднимай шума. Где они сейчас?
— Твой отец еще не приехал. Миссис Джейкоби со своим книжным клубом в библиотеке.
Я съеживаюсь, отшатываясь от этого имени. Кэлвин был неотъемлемой частью этой семьи в течение очень долгого времени, но в конце концов он все еще наемный работник. Он не может называть жену моего отца сукой Патрицией, поэтому использует титул, который раньше принадлежал моей матери. И я чертовски ненавижу это.
— Только не говори ей, что я дома, ладно?
Он кивает головой.
— Я поставлю машину в гараж.
— Спасибо, старина. — Я поворачиваюсь к Элоди, собираясь спросить, есть ли у нее сумка, но ошеломленный взгляд на ее лице останавливает меня.
— Домой? — она шипит. — Ты привез меня домой?
Боже. Она выглядит так, словно у нее вот-вот случится сердечный приступ.
— Ничего особенного в этом нет. Это всего лишь здание. С большим количеством причудливых комнат внутри.
Все краски сходят с её лица.
— Рэн. Ты сам велел мне взять с собой бикини и чертово белье. Ты не просил меня привезти хорошую, респектабельную одежду, которая подошла бы для встречи с твоим родителями.
Кэлвин бросает на меня взгляд, который говорит сам за себя: у тебя проблемы.