Некоторое время Эйми тупо смотрит на отчет.
— Ты еще что-нибудь хочешь добавить, Элоди? Ты ещё что-нибудь помнишь?
— Да. — Я должна сказать это сейчас, пока я не в себе. Я не могла сказать офицеру, который нашел меня. Он был слишком молод. Слишком напуган. Его вырвало прямо на ботинки. Однако эта маленькая комната кажется более безопасной, и Эйми не выглядит так, будто ее сейчас стошнит. — Кое-что случилось. Раньше... до того, как он засунул меня в ящик.
Детектив прищуривается.
— Что?
— Он сделал со мной то же, что и с моей мамой. Он вгонял себя… в меня. Между моих ног. Он прижал мою голову к плитке, и он... он сделал мне больно. Я кричала. Я пыталась остановить его, но... Я видела свою маму. Ее глаза все еще были открыты, и она смотрела прямо на меня...
Вот и все. Это все, что у меня есть. Я не разваливаюсь на части. У меня просто кончился пар. Я не могу продолжать. Эйми смотрит на меня, ее прекрасные карие глаза сверлят меня, и одинокая слеза дрожит на кончиках ее ресниц. Эта единственная слеза — больше, чем я пролила за себя с тех пор, как выбралась из сейфа. Кажется неправильным, что она будет первым человеком, который заплачет над тем, насколько ужасен этот кошмар. Она тоже это знает. Она быстро смахивает слезу, подавляя свое странное проявление эмоций.
— Нам нужно отвезти тебя обратно в больницу. Я не думаю, что они взяли анализы на изнасилование.
Стыд разжигает во мне огонь. Я пытаюсь замкнуться в себе, стараясь не думать о грядущем унижении.
— Еще несколько вопросов, и мы вытащим тебя отсюда. Когда это все случилось, Элоди?
— Вчера. В пятницу. Это случилось после того, как я вернулась домой из школы.
Эйми бледнеет, краска отливает от ее лица, когда она смотрит на лежащий перед ней отчет. Кажется, она не смотрит ни на что конкретно. Ее рука дрожит, и она быстро прячет ее под стол, подальше от посторонних глаз.
— Ты хоть представляешь, Элоди, какой сегодня день? — спрашивает она тихим голосом.
Эти бесконечные часы в темноте, свернувшись в клубок, мои суставы кричали в агонии, умоляя меня вытянуться, прижавшись носом к этим крошечным отверстиям. Казалось, что прошла целая вечность. Ад, который охватывал целые жизни. Впрочем, я знаю, что разум играет со мной злые шутки. Часы кажутся днями, а те-годами. Я нахожусь в участке с трех часов утра, а это значит, что было около полуночи, когда тот офицер взломал замок ящика и выпустил меня. Мой мозг отказывается от идеи заняться самой простой математикой, но я заставляю себя считать часы на пальцах.
— Сегодня воскресенье, — говорю я ей. — Раннее воскресное утро.
— Ты думаешь, что пробыла в ящике девять часов? — шепчет Эйми.
Я перевожу взгляд с женщины-детектива на мужчину, сидящего рядом с ней, туда-сюда, туда-сюда, пытаясь понять сложные выражения их лиц.
— Да? — Лицо парня складывается в маску ужаса. Он прочищает горло, но это больше похоже на то, что он задыхается. Он отталкивается от стола и бросается к двери. — Иисус Христос. Я не могу... Извините. Мне нужно подышать свежим воздухом.
Дверь тихо шуршит, закрываясь за ним.
Эйми откидывается на спинку стула, нервно потирая горло.
— Мы не можем продолжать допрос без присутствия двух детективов, Элоди. Извини. Но... ты должна знать... ты была в ящике не девять часов. Сегодня вторник, дорогая.
Я нахмурилась, услышав это. В этом нет никакого смысла.
— Вторник?
Она кивает головой.
— Я была... в ящике... пять дней?
Эйми отворачивается, прикрывая рот рукой.
Пять дней.
Мочась и испражняясь по себя.
Задыхаясь от запаха моей собственной грязи и вони моей матери, гниющей в другом конце комнаты.
Эта тонкая соломинка, торчащая из дырки в ящике, обеспечивала мой единственный запас воды.
Крошечные булавочные уколы дневного света, сверкающие в глубине моих глаз, а затем подкрадывающаяся темнота. И все по новой. Неужели все это происходило так много раз? Неужели столько дней слились воедино? Как я, да и кто бы то ни было, мог пережить такое, не потеряв рассудка?
Но опять же, сохранила ли я свой?
Эйми выходит из комнаты и почти сразу же возвращается с курткой. Она кладет её мне на плечи, закутывая меня в неё.
— Пойдем. Я знаю, что это будет тяжело, но я буду с тобой, хорошо? Я не оставлю тебя, обещаю.
Мы даже не выходим из здания, когда появляются военные полицейские. В полной униформе и вооруженный до зубов незнакомый мужчина с тремя нашивками на руке останавливает Эйми в коридоре, протягивая ей листок бумаги.
— Девочка должна пойти с нами, — отрезает он.
Эйми приходит в ужас. Ее глаза широко раскрыты, рот приоткрыт, она качает головой, прижимая меня к себе. Как будто она может защитить меня от того, что сейчас произойдет.
— Эта девушка подверглась сексуальному насилию и пыткам, сержант. Она никуда с вами не поедет. Я отвезу ее в больницу.
Сержант встает перед ней боком, преграждая ей путь к выходу из здания.
— Боюсь, что это невозможно, детектив Бергер. Эта молодая леди-несовершеннолетняя и американская гражданка. И она была свидетелем несчастного случая, который произошел в здании, принадлежащем правительству США, которое технически является землей США. Израильская полиция не имеет здесь никакой юрисдикции.
— Несчастный случай? Ее мать была убита! И это здание было не на вашей базе. Это было на израильской земле! И не важно, кому он принадлежит.
— Обсудите это со своим шефом. У нас есть свои методы ведения дел, Бергер, и у нас есть своя полиция. Мы исследовали место происшествия и сочли смерть миссис Стиллуотер несчастным случаем, вызванным неудачным падением. Вы же понимаете, полковник Стиллуотер — очень уважаемый человек. Он бы и пальцем не тронул свою жену.
Губы Эйми шевелятся. Кажется, она не может найти нужных слов.
— Ваш драгоценный полковник Стиллуотер изнасиловал собственную дочь! Что же это за человек такой?
— Из тех, что командуют тысячами солдат в армии США, детектив Бергер. На вашем месте я был бы очень осторожен со словами. Повторение подобных клеветнических обвинений может иметь ужасные последствия.
Рука сержанта смыкается на моей руке. Он вытаскивает меня из объятий Эйми. Она тянется ко мне, хватает, но это бесполезно. Я была уже далеко за пределами ее досягаемости, прежде чем эти парни вообще появились. Она просто еще не знала этого.
Я не знаю, что будет дальше. Мир начинает сжиматься сам по себе, темнея по краям. Следующее, что я помню, то, что я падаю вперед, ноги подо мной подкашиваются, и земля несется мне навстречу.
Глава 34.
ЭЛОДИ
Я ОДИН РАЗ видела этот полицейский отчет. Он был очень детализирован. Разгневанная тем, как армия отнеслась к смерти моей матери, детектив Эйми Бергер обратилась к израильскому правительству с просьбой попытаться продолжить уголовное дело в стране, но все это превратилось в политический кошмар. Ее руки были связаны, и поэтому она ничего не могла сделать, кроме как сидеть и смотреть, как военные сметают все это под ковер. Мой отец был оправдан за любой проступок, мне так и не сделали тот анализ на изнасилование, а моя мать была похоронена без церемоний на заднем дворе еврейского кладбища, хотя она была католичкой, в стране, которая никогда не чувствовалась для неё домом. Мне не разрешили присутствовать на похоронах, и мой отец, конечно же, не поехал.