— Право же, директор Харкорт, это не проблема. Я не против того, чтобы жить на четвертом этаже.
Да, это заноза в заднице, когда приходится подниматься по этой чертовой лестнице, кроме того, находиться в непосредственной близости от Дамианы, да ещё и обжигающий холод в моей комнате, но для меня не имеет большого значения, где я сплю в этом богом забытом месте. Мне все равно.
Директор Харкорт кивает, ерзая на стуле. Ее кабинет внушителен, такой же старый и продуваемый сквозняками, как и остальная часть Вульф-Холла, но он светлый и просторный и кажется менее гнетущим, чем остальная часть академии. Самой женщине далеко за сорок, в ее длинных темных волосах, зачесанных назад в бескомпромиссный шиньон, пробивается стальная седина. Ее глаза немного отстраненные, рассеяны, когда её взгляд порхает по комнате, останавливаясь на всех ее научных документах, табличках на стенах и увядающей лилии в горшке на ее столе, но ни разу не останавливается на мне.
— Я имела удовольствие однажды встретиться с твоим отцом. Довольно пугающий мужчина, — говорит она с придыханием.
Пугающий? Она действительно не знает и половины всего этого. Я играю с яблоком, которое держу в руках, дергая за его стебель. Древесный стебель длиной в дюйм обрывается в моих пальцах, и я позволяю ему упасть на пол.
— Да. Его очень уважают.
Я могла бы сказать гораздо больше. Могла бы рассказать о ночах, которые я провела напуганной, скрючившись под простынями, гадая, не собирается ли он ворваться в мою спальню в любой момент. Тогда она поймет, как мало значит для меня расположение моей спальни здесь, в Вульф-Холле, пока я нахожусь так далеко от него, насколько это физически возможно.
— Теперь, — неловко говорит директор, открывая верхний ящик своего стола. Она достает листок бумаги, кладет его перед собой и протягивает мне. — Мне очень неприятно проходить через это вместе с тобой, но боюсь, что такова политика академии. Здесь, в Вульф-Холле, есть много вещей, которые мы не терпим. Как ты увидишь из этого соглашения между студентами и преподавателями, употребление или хранение наркотиков строго запрещено. Мы также не допускаем никаких... кутежей. Гм. Контакты сексуального характера также запрещены. Ни на одном из наших женских или мужских этажей нет представителей противоположного пола. Никаких неуместных прикосновений, или... или... ну, ты можешь прочитать сама, не так ли? Ты можешь покидать академию в выходные дни, но двери запираются ровно в девять часов. В течение недели ты должна оставаться здесь, на территории школы. С понедельника по пятницу уход из Вульф-Холла по любой причине без предварительного письменного разрешения от меня или другого члена преподавательского состава строго наказывается. Есть и другие пункты в списке, которые ты можешь просмотреть на досуге. Но я так понимаю, что для тебя это не будет проблемой?
— Нет, конечно же, нет.
Боже. И с кем же, по ее мнению, я буду здесь зажигать? Моя нога никогда раньше не ступала в Нью-Гэмпшир. По моему мнению, это место с таким же успехом может быть седьмым кругом ада, и для меня из него нет выхода.
— Хорошо. А теперь, если не возражаешь, мне нужно закончить кое-какие бумаги. Думаю, тебе нужно отправляться на урок французского языка. Уверена, что тебе понравится, учитывая, что это твой родной язык.
— Вообще-то фран...
— Хорошо, хорошо. А теперь ступай. Если тебе что-нибудь понадобится, пожалуйста, дай знать кому-нибудь из администрации, и я уверена, они будут рады тебе помочь. Всего хорошего, Элоди.
Меня выпроваживают из кабинета директора Харкорта так быстро, что я почти забываю забрать свою сумку, прежде чем дверь громко захлопывается за мной.
Делаю глубокий, успокаивающий вдох, перекидывая кожаный ремень сумки через голову. Понятия не имею, где находится мой французский класс и в каком направлении мне нужно идти, и так как Карина выбросила мою карту, я нахожусь в некотором замешательстве. Карине нужно было идти в свой класс, и без моего гида…
Я вижу темный силуэт, парящий у входа в коридор, ведущий к кабинету директора, и по моей спине пробегает холодный пот.
Дерьмо.
Мой научный ум говорит мне, что в этом старом, запутанном, беспорядочном здании нет привидений, но темная фигура выглядит отчетливо призрачной, когда она движется по направлению ко мне.
Я могу ошибаться, но держу пари, что ни одна из тех тренировок, которые мой отец вколачивал в меня, не будет полезна против нематериальных форм. Успокаивая бешено бьющееся сердце, я делаю шаг вперед, проглатывая комок в горле, и... Рэн Джейкоби входит в круг мерцающего, тусклого желтого света, отбрасываемого канделябром на стене.