— Вовсе нет. Все, о чем я прошу: удержите своих друзей от новых резких заявлений в адрес Короны. По крайней мере дайте правительству в Лондоне время обдумать нашу последнюю петицию и ответить на нее.
— Думаю, что ждать нам осталось недолго. Уверен, что ответ уже прозвучал под сводами Вестминстера и сейчас плывет к нам через океан в сопровождении десятков фрегатов и тысяч солдат.
Дикинсон развел руками и, наклонив голову, отступил от собеседника на несколько шагов. Потом растворился в толпе других делегатов.
Джефферсон перевел взгляд на проплывающий берег. Стая растревоженных стрельбой гусей пролетела над стогами сена, опустилась на водную гладь за кормой. Несколько всадников появилось из-за дубовой рощи. Протуберанцы из перьев грозно вздымались над их головами, стволы мушкетов пока торчали вверх, но в любую минуту, казалось, готовы были опуститься, взять на прицел неведомых пришельцев.
— Вот кто остается для меня загадкой, — незаметно вернувшийся Джон Адамс встал рядом с Джефферсоном. — В Новой Англии индейцев почти не осталось, у меня не было возможности встречаться с ними, изучить их нравы и обычаи. Полтора столетия белые живут рядом с ними и до сих пор не научились мирно договариваться о границах, спокойно и честно торговать, помогать друг другу. Что движет ими? Почему они так часто нападают на нас без всякого повода и причины?
— Еще чаще они нападают друг на друга. Каждый индеец — прежде всего воин. В глазах своего племени индейский юноша — никто, пока он не украсил себя скальпом врага. Вождь может заключить с белыми договор, получить в уплату порох, виски, металлическую посуду, табак. Но его власть над соплеменниками слишком слаба. Он не сможет никого покарать за нарушение договора. Если несколько воинов решат, что пришла пора показать свою доблесть, напав на белокожих, вождь не сможет удержать их.
— Что же делать? Неужели из этого заколдованного круга нет выхода?
— Вот вам трагическая история, случившаяся в Вирджинии полтора года назад. Два индейца из племени шовани ограбили и убили белого поселенца. Как водится, была организована карательная экспедиция. Конечно, в таких обстоятельствах отыскивать виновных невозможно. Каратели убивают тех, кто попадется. Увидели, что пирога с индейцами пересекает реку, затаились, подпустили на двадцать ярдов и дали залп. Убили всех, но оказалось, что в пироге был только один мужчина. Остальные — женщины и дети.
— Какой ужас!
— Это была семья вождя племени минго по имени Логан. Я его хорошо знал, он бывал у меня в доме. Умел писать и читать, к белым относился с самыми дружескими чувствами. Но тут, из мести, ступил на тропу войны. А губернатору Дюнмору послал письмо, которое я бы причислил к лучшим образцам ораторского искусства. «Найдется ли хоть один белый, который приходил в дом Логана голодным и не был накормлен, — писал он. — В течение последней войны Логан оставался в своей хижине и призывал к миру. Соплеменники показывали на него пальцами и говорили: „Логан перекинулся к белым“. И вот теперь, мстя за одного убитого, вы убили всех моих родных. Кто сможет оплакать Логана, когда придет его время? Никто».
— У вас в южных штатах невольник представляет собой немалую ценность. Я однажды задумался: почему ни один плантатор никогда не попытался обратить в рабство индейца?
— О, это абсолютно невозможно! Индеец скорее умрет, чем позволит надеть на себя ярмо. Мы пытались приучать их к земледельческим трудам, но в них живет глубочайшее отвращение к занятиям пахаря и скотовода. Их шаманы учат, что пахать, то есть терзать тело Земли — матери всего живого, это все равно что взять нож и вспороть грудь собственной матери; добывать руду — это как докапываться до ее костей, косить сено — все равно что сбривать все волосы на ее теле.
Всадники на берегу тем временем исчезли так же беззвучно, как и появились. Устье реки расширялось, ветер с залива усыпал мелкие волны белопенными гребешками. Они колотились о борта галеры, выбивая ритмичную дробь, похожую на топот сотен копыт.
— Я говорил с мистером Франклином, — сказал Адамс. — Вы могли заметить, что в Конгрессе он редко выступал с заявлениями, предпочитал обсуждать все проблемы в узком кругу. В этом он похож на вас, не правда ли? Но сейчас он высказался довольно решительно. «Американцы больше готовы к независимости, чем Конгресс», — сказал он.
— Вряд ли найдется среди нас депутат, который был бы теснее связан с Англией, чем мистер Франклин. Он прожил там много лет, пользуется огромным авторитетом как ученый, дружен со многими министрами. Его сын вот уже двенадцать лет занимает пост королевского губернатора колонии Нью-Джерси. Такой коллизии судьбы не позавидуешь. Заиметь в качестве идейного противника собственного сына! Вот уж кому придется рвать по живому, коли дело дойдет до отделения. Так что, если за независимость открыто выскажется сам Бенджамин Франклин, остальным трудно будет не последовать его примеру.