— Ваше мастерство общепризнанно, слухи о нем достигли даже нашего провинциального угла. Но природная застенчивость моей жены с годами только усугубляется. Мне трудно уговорить ее поехать в гости, посетить театр в Вильямсбурге, принять участие в бале. Даже написать письмо сестре или старинной приятельнице для нее — тяжкий труд, к которому надо готовиться неделями.
— С огромным удовольствием посещу ваши края. Как только последний британский корабль отплывет от наших берегов, я буду готов путешествовать по всему континенту. Моя вторая страсть после живописи — коллекцио-нировать растения и чучела птиц. Когда вглядываешься в узоры цветка или птичьего оперения, понимаешь, как безнадежно далеки мы от совершенства Художника, сотворившего все живое. Я мечтаю основать в Филадельфии музей, который отразил бы богатство американской фауны и флоры. В этом музее первый этаж был бы отведен... О, слышу шаги! Скорее всего, это доктор Раш. Он тоже обещал уделить мне час — с одиннадцати до двенадцати.
Бенджамин Раш вошел радостно возбужденный, размахивая шляпой, будто все еще видел перед собой ликующую толпу на площади.
— Победа, мистер Джефферсон, полная победа! В городе праздничные шествия и банкеты, Декларацию зачитывают вслух в церквах, в тавернах, перед полками. Даже для роты недавних иммигрантов из Германии был сделан перевод на немецкий. Лоялистов и прочих сторонников примирения с Британией не видно, никто из них не смеет открыть рта. Не зря мы с вами просиживали дотемна в Конгрессе, доводя текст до предельной ясности. Отпечатанные копии уже отправлены во все колонии. Теперь пути назад нет. Эти четыре странички произведут в стране не меньший пожар, чем сто страниц книги «Здравый смысл».
— Я как раз вчера получил третье издание этого трактата и успел пролистать его, — сказал Джефферсон, уступая пришедшему кресло для позирования. — Вы ведь знакомы с автором, с мистером Пэйном? Мне бы очень хотелось встретиться с ним и задать ему несколько вопросов.
— Нет ничего проще. Он как раз собирался зайти сюда за мной через полчаса. Тогда я вас и познакомлю.
— Мне хотелось бы узнать, почему он убрал с титульного листа слова, которые были там в первом издании: «Написано англичанином».
— Думаю, что, пока Пэйн писал свой трактат прошлой осенью, он все еще чувствовал себя подданным Британской империи. Однако огромный успех книги показал ему, насколько он близок к американцам и складом ума, и настроем души. Хотя он прожил здесь меньше двух лет, круг его друзей и знакомых на сегодняшний день очень широк. И все же я готов сказать, что его читатель, его аудитория — не англичане и не американцы. Как и вы в тексте Декларации, он обращается в своем труде ко всему человечеству.
— Чем он занимался, живя в Англии?
— О, хватался то за одно, то за другое. Какое-то время был матросом на торговом корабле, потом овладел ремеслом отца и занялся изготовлением женских корсетов. Служил сборщиком налогов на алкоголь и табак, однако был уволен за какие-то нарушения. Настоящего образования получить не смог, но зачитывался газетами и журналами. Видимо, к тридцати годам в памяти его скопилось достаточно знаний о текущей политике, чтобы произве-сти благоприятное впечатление на доктора Франклина, когда они встретились в Англии. Рекомендательное письмо от нашего прославленного ученого — вот единственное богатство, с которым Томас Пэйн пересек океан.
— В прошлом году мне попалось в «Пенсильванском журнале» интересное эссе под названием «Купидон и Гименей». Оно было подписано Эзоп, но знающие люди утверждают, что вышло оно из-под того же пера, что и «Здравый смысл». Там Купидон устраивает выговор Гименею, объясняя, что это ему Юпитер поручил соединять любящие сердца в браке, а Гименею оставил только роль мелкого чиновника, скрепляющего союз брачной церемонией. Гименей отвергает такое истолкование своей роли и заявляет, что он устраивает браки в соответствии с распоряжениями бога Плутоса.
— Волнующая тема! Доктор Франклин в свое время тоже опубликовал эссе под названием «Размышления об ухаживании и бракосочетании».
— Возможно, именно на это эссе Томас Пэйн откликнулся своими «Заметками о несчастливых браках», — сказал Чарльз Пил. Он к тому времени уже поставил холст с эскизом портрета Джефферсона лицом к стене («Нет-нет, показывать еще рано!») и теперь набрасывал портрет доктора Раша. — Там он со знанием дела описывает, как взаимная страсть угасает после бракосочетания, как супруги перестают щадить чувства друг друга, как начинают искать приятное общество вне дома, находят его и пускаются в череду любовных связей на стороне, вступив в сговор взаимной покладистости и равнодушия.