Да, этого Редвуда Гамильтон никогда бы не взял под свою команду, если бы не вмешательство полковника Нокса. Ему хватало возни с пьяницами и больными. На черта ему нужен был еще желторотый квакер? «Люди меняются, — уговаривал его полковник. — В юности генерал Грин тоже был квакером — и взгляните на него сегодня. А Габриэль под Бостоном показал себя отличным санитаром. Также на батарее вам не обойтись без конюха. Еще он умеет играть марши на флейте. Найдутся и другие необходимые дела, которые он сможет делать, не прикасаясь к оружию. Плюс ко всему моя семья была дружна с семьей его матери. Хотелось бы проявить заботу об этом юноше».
Гамильтон не мог отказать своему командиру и впоследствии ни разу не пожалел об этом. Габриэль обладал настоящим талантом не мозолить глаза, когда он не был нужен, и возникать только тогда, когда мог быть полезным. Санитар — да, конюх — да, плюс повар, плюс флейтист, подбадривавший солдат на долгих маршах. Но с наступлением холодов в нем открылся еще один бесценный талант. Благодаря учебе у меховщика он выучился делать из оленьих шкур шапки, варежки, мокасины и все свободное время на привалах обшивал и обувал своих товарищей по батарее. В роте Гамильтона не было ни одного босого артиллериста, они не оставляли кровавых следов на снегу, как другие.
За стеной летящего снега негромко прозвучали слова «победа или смерть» — сегодняшний пароль для всей армии. Габриэль Редвуд, словно вынырнув из воспоминаний Гамильтона, появился во плоти, ведя за собой лошадь, впряженную в запасной зарядный ящик. Лицо его, мокрое от снега, светилось улыбкой.
— Сэр, они все же успели починить колесо! Теперь мы сможем погрузить и увезти все канистры со шрапнелью. Когда назначена переправа? Успею я покормить лошадей? Или будет привал на пути? Пехота получила по шестьдесят зарядов на человека и галеты на три дня. Наверное, предстоит дальний поход?
Вопросы звучали вполне невинно, но Гамильтон понимал их скрытый смысл. Куда нас посылают? Какова конечная цель? Для людей, идущих навстречу смертельной опасности, это не было праздным любопытством. Но он поклялся самому главнокомандующему хранить все в секрете. Разыграть неведение не составляло для него труда.
— Габриэль, мы пойдем туда, куда нам прикажут, и будем идти столько, сколько потребуется. Чем морочить мне голову пустыми вопросами, лучше бы заглянул в свою волшебную трубу и сам рассказал, что ждет нас впереди.
На самом деле Гамильтон — единственный из младших офицеров — был посвящен в отчаянный план. Вчера, идя по вызову в штаб-квартиру Вашинг-тона, борясь с начинавшейся лихорадкой, он с тревогой перебирал в памяти последние промахи, которые могли бы послужить поводом для разноса. Отмороженные пальцы солдата, стоявшего ночью в карауле? Жалобы фермера, у которого украли изгородь на дрова? Потасовка его артиллериста с вир-джинским ополченцем?
Но нет — ни о каком разносе не было и речи.
Полковник Нокс встретил его в дверях, подвел к столу с расстеленной на нем картой.
— Сэр, вот капитан, которому предстоит командовать второй батареей во время штурма.
— Я помню капитана Гамильтона по бою под Брансвиком, — сказал Вашингтон. — Ведь это ваши пушки удерживали неприятеля на переправе через Раритан? Отличная работа, сэр, великолепная выдержка. Благодаря вам нам удалось отступить почти без потерь.
Гамильтон почувствовал, что от похвалы щеки его предательски наливаются жаром. Недоставало еще перед главнокомандующим пустить мальчишескую слезу. Только и смог выдавить пересохшим горлом:
— Благодарю вас, ваша светлость.
— Под Брансвиком у нас был шанс задать им жару, — сказал Нокс. — Если бы те два полка согласились провоевать еще неделю, генералу Корнваллису не поздоровилось бы. Но нет: срок службы истек, и они отправляются по домам посреди войны. С такой армией не смог бы победить ни Юлий Цезарь, ни Ганнибал, ни Александр Македонский.
— Будем надеяться, что завтра наши солдаты не подведут. Их маловато, зато это ветераны, прошедшие тяжелую школу. Капитан, поклянитесь че-стью офицера, что ни одна душа не узнает о том, что мы собираемся вам поведать.