Из письма спикера ассамблеи Массачусетса Джеймса Уоррена генералу Вашингтону
Весна, 1780
«Совместное наступление с французами в Квебек, на котором настаивает Конгресс, не вызывает во мне энтузиазма. Эта территория настолько привязана к Франции своими традициями, языком, религией, способами управления, что, если французский флаг будет водружен там, он останется надолго... Людям свойственно впадать в крайности; ненависть к Англии может во многих породить преувеличенное доверие к Франции... Я всем сердцем питаю добрые чувства к нашим новым союзникам и рад поддерживать их в других до определенного предела... Но весь опыт человеческой истории учит нас, что любое государство станет действовать исключительно в своих интересах. Ни один разумный государственный деятель или политик не должен забывать этого».
Из письма Вашингтона Генри Лоуренсу, американскому послу в Нидерландах
Июнь, 1780
«Итак, я расстаюсь с моей свободой и отдаю ее мисс Элайзе Скайлер. Она девушка добронравная и никогда, я уверен, не превратится в мегеру. Она миловидна, имеет прекрасные черные глаза и прочие внешние черты, делающие ее возлюбленного счастливым... Непостижимым образом она нашла способ превращать все, что касается ее, в самое важное и интересное для меня... У нее достаточно вкуса, чтобы не пользоваться теми приемами тщеславия и кокетства, которые так привлекают глупцов. Короче, это странное существо обладает прелестью, добродетелями и изяществом своего пола без тех милых дефектов, которые знатоки ценят как необходимые теневые черты в характере привлекательной женщины».
Из письма Александра Гамильтона другу
Лето, 1780
«Немедленно после получения известия о том, что генерал Линкольн сдал Чарльстон и вся его армия попала в плен, генерал Гейтс, прославленный победитель под Саратогой, был назначен командующим войсками южного фронта. Армия лорда Корнваллиса подошла к окрестностям города Кэмден, где и завязалось большое сражение 16 августа 1780 года. Поначалу обе армии проявили изрядное мужество с обеих сторон, но потом ополченцы из Вирджинии и Северной Каролины не выдержали, побросали оружие и бежали в полной панике. Видя свои войска полностью разбитыми, генерал Гейтс тоже бежал, что в какой-то мере запятнало его лавры, полученные под Саратогой».
Мерси Отис Уоррен. «История революции»
СЕНТЯБРЬ, 1780. НА БЕРЕГАХ КОННЕКТИКУТА И ГУДЗОНА
Тридцать лет военной службы оставили свои следы на внешнем облике французского командующего графа Рошамбо — заметная хромота, шрам над бровью и та застылость черт лица, которая, казалось бы, должна была говорить каждому встречному: «Ох, только не думай, что ты можешь заморочить мне голову, — лучше и не пытайся». Ростом он был заметно ниже Вашингтона, но в плечах так же широк. Предварительная договоренность ставила его в подчинение американскому генералу, однако все понимали, что отдавать прямые приказы французским полкам, высадившимся летом в Ньюпорте, Вашингтон не сможет.
Выбор места встречи двух главнокомандующих тоже был не случайным: Хартфорд находился как раз на полпути между их ставками. Гамильтон вел запись переговоров на английском, но при этом замечал, что Лафайет переводил речь графа, чуть смягчая резкие обороты, мелькавшие в ней.
Рошамбо имел серьезные возражения против предложенного Вашингтоном плана совместной осады и штурма Нью-Йорка. Во-первых, француз-ский флот, прибывший к американским берегам, еще не имел полного превосходства над флотом британцев, усиленным дополнительной эскадрой, приплывшей из Англии месяц назад. Во-вторых, французским войскам тяжело дался океанский вояж, многие заболели во время долгого плавания — им необходимо время для восстановления сил. В-третьих, и Континентальная армия, по признанию самих американцев, находилась в довольно плачевном состоянии: нехватка пороха и продовольствия, дезертирство, болезни, а главное — поражения на юге, под Чарльстоном и Кэмденом, в результате которых сотни орудий перешли в руки британцев, тысячи солдат и офицеров погибли или попали в плен. Нет, граф Рошамбо решительно не видел возможностей для серьезных военных операций в этом году.
Тем не менее переговоры закончились уверениями в прочности американо-французского союза, обещаниями поддерживать постоянную связь между штабами, обмениваться сведениями о перемещениях и намерениях общего врага. Рошамбо даже пообещал отправить своего сына в Версаль, чтобы он мог лично просить у королевского двора дополнительную помощь деньгами, кораблями, оружием.