Артиллерия внезапно смолкла.
Саперы бегом преодолели последние ярды, начали набрасывать мостки через ров с водой. Только теперь вылезшие из своих укрытий защитники редута заметили приближение нападавших, открыли стрельбу из мушкетов.
За рвом громоздились поваленные деревья с торчавшими во все стороны, остро обрубленными сучьями.
Замелькали заготовленные топоры, расчищая десятки проходов для атакующих.
Соблюдать тишину больше не было нужды — и с диким индейским воплем «вууп-вууп!» американцы ринулись на штурм.
Гамильтон добежал до вздымающегося вала одним из первых. Габриэль Редвуд вынырнул из мрака, водрузил штурмовую лесенку. Гамильтон вскарабкался по ней, ухватился за край деревянного парапета.
Беспорядочная мушкетная стрельба продолжалась, фигуры защитников метались по двору редута.
Вскочивший на ноги Гамильтон едва успел достать из ножен палаш, чтобы отразить удар штыка, нацеленный ему в живот. Но тут же британский гренадер был повален ударом приклада по голове. Белый крест на груди ополченца-спасителя мелькнул перед глазами и исчез в толпе других солдат, стремительно заполнявших стены редута.
Рукопашная схватка длилась недолго. Ошеломленные внезапной атакой, британцы сдавались один за другим. Пленных оттесняли в угол двора, Гамильтону пришлось выставить вокруг них охрану. Он знал, какая жажда мести накопилась в душах его солдат за годы войны, и опасался, не выплеснулась бы она бессудными расправами.
Бой утихал, стали слышны стоны раненых. Зажглись факелы и осветили сцену короткого побоища.
В этот момент какая-то фигура с белым крестом на груди вынырнула из мрака, отбросила мушкет и сжала Гамильтона в коротком, но крепком объятии. В пляшущих отблесках огня он с трудом узнал смеющееся и ликующее лицо Джеки Кустиса.
В ту же ночь французская бригада под командой Лафайета захватила девятый редут. Теперь положение осажденных сделалось безнадежным. Вторая осадная траншея быстро приближалась к их позициям. На территории захваченных редутов были установлены тяжелые гаубицы, каждого ядра которых было достаточно, чтобы разрушить двухэтажный дом. Саперные батальоны готовили штурмовые лестницы с острыми крючьями на концах, которые должны были впиваться в деревянные перила на стенах бастионов.
Ночью 16 октября лорд Корнваллис предпринял последнюю отчаянную попытку спасти хотя бы часть своей армии. На реке Йорк была тайно собрана флотилия больших барок. Она должна была переправить солдат и офицеров, еще способных держать оружие, в Глостер, откуда им предстояло с боями пробиваться на север. Но опять, как и в Бостоне пять лет назад, как и в Трен-тоне, Провидение стало на сторону американцев, послав внезапный убийственный шторм. Речные волны вздымали тяжелые барки, разбивали их о камни, выбрасывали солдат в кипящую пену. Только нескольким ротам удалось достичь восточного берега реки, где они вскоре попали в плен к американцам.
В десять часов утра 17 октября перед бастионами появился британский офицер с белым флагом. В послании, которое он доставил генералу Вашингтону, командующий британской армией лорд Корнваллис предлагал установить перемирие на 24 часа, чтобы представители обеих сторон могли встретиться и договориться об условиях капитуляции гарнизона.
На переговорах британцы просили, чтобы им разрешено было выйти из города с оружием, с развернутыми знаменами и под барабанный бой. На это им ответили, что церемония сдачи будет проходить на тех же условиях, какие были предоставлены американской армии генерала Бенджамена Линкольна при капитуляции Чарльстона в Южной Каролине.
Длинным коридором, протянувшимся на полмили, лицом друг к другу выстроились американские и французские полки утром 19 октября. Контраст между внешним видом союзников был разительным. Французы щеголяли парадными мундирами, начищенными сапогами, блестящими эфесами сабель. Форма американцев пестрила заплатами разного цвета, кожа поясов была истерта до залысин, чулки зияли дырами. Кто-то явился босым.
Колонна британцев и гессенцев двигалась по коридору с зачехленными знаменами. В конце они выходили на открытое пространство, где оставляемые ими мушкеты и сабли постепенно вырастали внушительной горой. На обратном пути они старались не смотреть на американцев — только на французов, только их признавали настоящими победителями.
Лорд Корнваллис уклонился от участия в церемонии, сославшись на нездоровье. Присланный им заместитель попытался вручить саблю своего командира французскому генералу. Но Рошамбо отступил и указал на стоявшего рядом Вашингтона. Однако и тот не счел возможным принять символ капитуляции от младшего по чину.