— Благодарю вас.
— Я не то хотела сказать… Но это же ужасно. Мы вам ничего не сделали!
— Мадам, вы вернетесь в город.
Бонн задрожала.
— Пешком? — спросил шофер.
— В автомобиле! — отрезал Homo. — А сейчас уйдите все и оставьте меня во дворе на некоторое время одного. Мадемуазель Гамина может остаться.
Если бы Homo приказал им ползти на четвереньках, они бы повиновались. Все ушли. Через 20 минут он вызвал их обратно.
— Ваш автомобиль может двигаться свободно, — сказал молодой человек, — если же в дороге случится обычное повреждение, вы исправите его, как всегда. Выезжайте ровно в 15 часов и постарайтесь в час проехать 60 километров. При меньшей скорости проход, который я открою для вас в заградительной зоне, закроется раньше, чем вам удастся выбраться отсюда.
Шофер приложил руку к козырьку фуражки.
— Я остаюсь у вас завтракать, — продолжал Homo с улыбкой, — с вашего разрешения, мадам.
Зубы у Бонн стучали от страха. Завтрак был похож на похоронный обед. Каждый переживал свою драму. Пробило три часа.
— В добрый час, мадам. До свидания, Гамина.
— Прощай.
Компаньонка подскочила на месте от неожиданности обращения на «ты»; но молодой человек уже удалился.
Давно уже проехали они положенные 60 километров, а шофер все не решался убавить ход. Они проехали через местечко, где были встречены криками собравшейся толпы, приветствовавшей чудо: автомобиль, который двигался.
У всех явилась мысль, что «преступный отшельник», так называли обыватели Homo, наконец арестован.
В 18 часов автомобиль остановился у дома г. Брассер-д'Аффера. Бонн и Гамина поднялись в комнату отца, который уже собирался лечь, чувствуя себя совершенно больным. При виде дочери он просиял.
— Ты! — кричал он, обнимая ее, целуя, смеясь и плача. Он сразу выздоровел и только повторял прерывающимся голосом:
— Это ты!.. Вы… Я так боялся… Какое несчастье! Какое счастье! Итак, дело сделано? Они его одолели, наконец? Ах, несчастный, попадись он только мне! Расскажи мне все, моя красавица.
— Я с тем и приехала, — сказала Гамина, — садись сюда, вот так… Приготовься услышать ужасные вещи, но очень простые. Во-первых, осажденный совершенно здоров и может продержаться несколько лет в своей крепости; вам не удастся взять его живым. Во-вторых, моя судьба связана с ним. Мы любим друг друга. В третьих и в последних, спаси его, если ты хочешь, чтобы я осталась в живых.
Г. Брассер-д’Аффер выслушал все это, не пошевельнувшись. Затем, переменившись несколько раз в лице, он встал и прошелся большими шагами по комнате. Когда он, наконец, подошел к дочери, у него были совершенно безумные глаза.
— Повтори, что ты сказала, я, должно быть, плохо слышал!
Гамина повторила. Отец сделал жест, как будто хотел кого-то задушить. Вид его был ужасен.
— Прочь, — внезапно кинулся он к Бонн, — вы ужасная женщина! Вы ее укрывали!
И он разразился рыданиями, повторяя:
— Моя малютка не любит меня больше!
Гамина бросилась отцу на шею и тоже горько заплакала. Когда кризис прошел, они начали более спокойно обсуждать создавшееся положение. Внизу компаньонка слушала их голоса и считала часы.
XXIII
— Через неделю, ровно в 12 часов, я снова открою проход по направлению с юга на север и буду ждать 60 минут, — заявил Homo Гамине при расставании.
— Если я не вернусь, — ответила она, — тогда, значит, меня нет уже в живых!
Наконец, наступил день счастья или несчастья. Homo не видел никого и ничего, кроме стрелки часов, за которой он следил со все возрастающим волнением.
— Сорок минут… (Еще двадцать!)… 45 минут… (Она могла бы уже приехать!) 55 минут (и ни малейшего звука мотора)… 56. (Ах, я уверен, что она ничего не успела)… 57… (Еще три!). 58… (Ничего). 59… 60… (Тишина на дороге).
— Я убил ее!
Голова его опустилась на грудь, холод пробежал по его жилам. «Если я не вернусь, значит, меня нет в живых!..» Homo позабыл даже закрыть проход. Он чувствовал себя погибшим, не имеющим силы даже страдать…
Вдруг сердце его затрепетало, Послышался гул автомобиля… Это она!
Homo побежал в сад и подоспел к калитке в тот самый момент, когда экипаж остановился. Дверца авто отворилась и из него вышел незнакомый мужчина…
— Я — Министрабль, парламентер от правительства, — представился приехавший.
Homo побледнел.
— Измена? — крикнул он, выхватив револьвер. — Не подходите!
Г. Министрабль поспешно поднял руки.
— Не бойтесь, — горько улыбнулся молодой человек, — вы в безопасности. Я убью себя!