Его фотоснимок был использован в одном из рекламных объявлений. На долю этого объявления не выпал какой-либо особо шумный успех, бросавшийся в глаза специалистов по части рекламы, и от услуг Мибса отказались по просьбе фотографа, которому до чертиков надоели настойчивые требования Мибса присовокупить шпагу к аксессуарам нового наряда Поллиглоу — котелку, сигаре и, разумеется, гульфику. Каким-то шестым чувством Мибс понял, что прав на все сто процентов. Он стал бичом рекламного агентства, заходя в него изо дня в день и пытаясь убедить всех и вся в том, что в рекламе Поллиглоу должны обязательно наличествовать или меч, или шпага, даже, пожалуй, лучше длинный-предлинный меч и чем больше и тяжелее, тем лучше. — Меченосец тут как тут, — мгновенно реагировала на его приближение секретарша, объявляя об этом по интеркому, после чего получала произнесенный шепотом ответ художественного руководителя агентства: «Ради Бога, скажите ему, что я еще не вернулся с ленча».
Поскольку ему все равно нечем было себя занять, Мибс почти целыми днями просиживал на прикрытом плотным чехлом диване во внешней приемной агентства, изучая рекламы, разработанные в ходе проведения начатой Поллиглоу кампании, и тщательно разбирая достоинства и недостатки каждой из них, исписывая при этом неразборчивыми каракулями множество страничек в небольшой черной записной книжке. В конце концов с ним настолько свыклись, что стали просто рассматривать его в качестве еще одного предмета мебели приемной.
А вот Поллиглоу сразу же обратил на него самое пристальное внимание. Прибыв в один прекрасный день в агентство для того, чтобы обсудить перспективы новой рекламной кампании с заведующим агентства — кампании, которая должна была каким-то образом особо подчеркнуть выдающиеся качества «гульфика Поллиглоу», который, раз он уже был принят широкими кругами общественности, нельзя было менять ни при каких обстоятельствах, — он разговорился с очень странным на вид, жутко уродливым, но искренним и горячим молодым человеком.
— Можете сказать заведующему, — бросил Поллиглоу секретарше, уходя в ресторан вместе с Мибсом, — что я велел убираться ему ко всем чертям. Я нашел то, что уже давно искал.
Меч был прекрасной идеей, Поллиглоу сразу же это понял, чертовски заманчивой идеей. Для него всегда найдется место в рекламе. Но куда больше заинтересовали его некоторые мысли, которые были с особой тщательностью изложены в небольшой черной записной книжке Мибса.
«Если всего лишь одно упоминание о каком-то там клубе мужчинистов так резко повысило эффективность рекламы, — задавался вопросом Мибс, — то почему бы не употребить с еще большей пользой это упоминание? Общество давно уже испытывало острейшую нужду в чем-то подобном».
— Рассмотрим в качестве примера вот что. Когда с улиц американских городов вдруг исчезли элементарные пивные, не говоря уже о бывших принадлежностью каждой порядочной улицы салунах, то единственным местом, где мужики могли спрятаться от баб, стали парикмахерские. Теперь, когда общепринятой стала эта чертова универсальная короткая стрижка, у них отняли даже это. Куда теперь мужику податься — разве что в уборную, но они, похоже, взялись уже и за объединение уборных. И бьюсь об заклад они своего добьются и здесь!
Поллиглоу неторопливо пил горячее молоко и понимающе кивал Мибсу.
— Вы считаете, что клуб мужчинистов заполнит пробел в жизни современных наших братьев по полу? В качестве заведения, куда строго заказан вход женщинам, как скажем, в английские частные клубы для джентльменов?
— Ни в коем случае! Да, мужики мечтают о таких местах, которые бы предназначались исключительно для них — что-нибудь такое, куда не совали бы свой нос женщины — но, разумеется, это не должны быть частные клубы для избранных. Сейчас время не то. Каждый только и твердит, что нет в нем ничего такого уж особого, что он — просто обыкновенный человек. И мужчина
— человек, и женщина — человек. Разницы, вообще-то, никакой. Так вот, мужчины хотят чего-нибудь такого, что воздействует на их умы точно так же, как гульфик, что говорило бы им, что они не просто люди, — что они — мужчины! Такое место, куда бы они могли забиться, чтобы не слышать того вздора, который им все жужжат и жужжат прямо в уши, что мол, именно женщины — лучшая часть человечества. Что, настоящим мужчинам нет необходимости забивать себе голову глупыми требованиями «мужчинистости». И так далее, и тому подобное. Его красноречие было таким впечатляющим и таким убедительным, что Поллиглоу, заслушался, не обращая внимания на свое давно простывшее молоко. Он заказал себе еще один стакан горячего молока, а Мибсу — очередную чашку кофе.
— Итак, клуб, — как бы размышляя вслух, произнес он, — единственным требованием к членству в котором была бы принадлежность к мужскому полу.
— Вы так до сих пор и не усекли сути того, что я предлагаю. — Мибс подхватил чашку с дымящимся кофе и опрокинул его к себе в нутро одним чудовищным глотком. Затем подался всем туловищем вперед, в глазах его появился фанатичный блеск. — Даже не клуб — движение! Движение за права мужчин, ведущее пропаганду против позорных законов о разводах, которыми нас опутало бабье; занимающееся изданием книг, в которых говорилось бы о том, насколько хорошо во всех отношениях быть мужчиной, а не женщиной. Движение со своими газетами, песнями и лозунгами. Хотя бы вот такими: «Только в клубе мужчинистов мужчина чувствует себя дома!» Или: «Мужчинисты всего мира, соединяйтесь!» И еще: «Вам нечего терять, кроме своих яиц!» Понятно? Движение.
— Да, движение! — едва не поперхнувшись, пролепетал Поллиглоу, наконец-то поняв, что к чему. — Движение, официальной эмблемой которого будет «гульфик Поллиглоу»! И, пожалуй, различные гульфики для различных…
— …для мужчин, занимающих в нем различное положение, — закончил за него Мибс. — Зеленые, скажем, для новичков, еще только проходящих кандидатский стаж. Красные — для полноценных мужчинистов. Синие — для мужчин первого сорта. А белые — белые мы сохраним для мужчин самого высшего ранга — супермужчин. И, послушайте, у меня тут есть еще одна идея… Но Поллиглоу его уже не слышал. Он откинулся на спинку стула, его серое, осунувшееся лицо вдруг озарилось каким-то особо чистым, почти божественным светом.
— Только наличие утвержденного патентным ведомством США товарного знака удостоверяет подлинность, — шептал он. — Только товарный знак с официально утвержденным символом «подлинного гульфика Поллиглоу» и соответствующим регистрационным номером…
Соглашение, достигнутое за этим ленчем, вошло в анналы мужчинизма. Чуть позже в этот же исторический день Поллиглоу подписал контракт, в соответствии с которым Шепард Л.Мибс назначался начальником отдела по связям с общественностью фирмы «Поллиглоу Энтерпрайзис».
Ко всем новым рекламным объявлениям теперь прилагался следующий отрезной купон:
ХОТИТЕ УЗНАТЬ, ЧТО ТАКОЕ МУЖЧИНИЗМ? ХОТИТЕ ВСТУПИТЬ В КЛУБ МУЖЧИНИСТОВ?
Заполните этот купон и отправьте по почте по нижеприведенному адресу. Совершенно бесплатно и без каких-либо обязательств — сколько угодно экземпляров информационных буклетов и других всевозможных сведений об этом мощном новом движении!
ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ДЛЯ МУЖЧИН!
Почта не успевала справляться с грудами купонов. В бизнесе Поллиглоу наступил подлинный бум. Небольшой двухстраничный буклет, который рассылался первым кандидатам, вскоре превратился в двадцатистраничный еженедельник «Новости мужчинизма». От него, в свою очередь, получили путевку в жизнь ежемесячный цветной иллюстрированный журнал «Волосатая грудь» и очень популярная телевизионная программа «Между нами, мужиками, говоря…» Каждый выпуск «Новостей мужчинизма» украшала шапка, составленная из лозунга Поллиглоу «Мужчины ОТЛИЧАЮТСЯ от женщин» и лозунга Мибса «Мужчины не хуже женщин». Под выполненным штриховыми линиями портретом Поллиглоу в левом верхнем углу стояла надпись «Наш отец-основатель — Старина Пэп», а чуть ниже — выведенная крупным шрифтом через всю страницу рубрика «Старина Пэп говорит начистоту…», под которой помещалась передовица номера. Передовица зачастую сопровождалась карикатурой. Например, такой: мужчина со свирепым лицом и прической в виде высокого петушиного гребня решительно надвигается на толпу тесно жмущихся друг к другу от страха широкобедрых и грудастых женщин. Подпись под карикатурой: «Петух, гуляющий сам по себе»[2]. Или еще более поучительный сюжет: несколько сотен крохотных цыплят вокруг мужчины, на котором абсолютно ничего нет, кроме огромного гульфика. Вдоль всего гульфика надпись, выполненная вкривь и вкось, омерзительно здесь неуместного, но в высшей степени патриотического изречения по-латыни, и перевод для тех, кто в нем нуждается: «Из одного — много!»[3]. Довольно часто на этих карикатурах обыгрывались и злободневные события. Один мужчина, недавно казненный за умышленное убийство своей возлюбленной, был изображен с окровавленным топором в руках между рисунками, изображающими расстрел русского царя Николая II большевиками и разрывающего цепи рабства Авраама Линкольна. Газета в данном случае проявляла характерное для самой желтой прессы пренебрежение к истинному положению дел. В чем бы ни был замешан мужчина, в соответствии с исповедуемой газетой моралью, он всегда находится под покровительством самого неба, по ту сторону, так сказать, добра и зла.
2
обыгрывается двусмысленность выражения, поскольку в английском языке одним и тем же словом обозначаются понятия «петух» и «мужской половой член», причем последнее является не эвфемизмом, а наиболее близким лингвистическим эквивалентом известного каждому русскому слова из трех букв; кроме того, вся подпись в целом перефразирует название знаменитой сказки английского писателя Р.Киплинга «Кошка, которая гуляла сама по себе"