— Нет, мистер Блай. О вашей жене вам следовало подумать гораздо раньше, и, кроме того, нам прекрасно известно, чего стоит ваша честь. Садитесь, сэр!
Поняв, что все его мольбы напрасны, Блай повиновался, за ним последовали мистер Пековер и рулевой Нортон. После этого Кристиан передал на баркас секстан и книгу мореходных таблиц.
— Компас у вас есть, сэр. Этой книги достаточно для любого плавания, секстан этот — мой. Вам известно, что он не из худших.
Вновь обретя свободу и возможность командовать, пусть даже баркасом со своего корабля, Блай опять стал самим собой.
— Проклятый подлец, вот ты кто! — завопил он, потрясая кулаками в сторону Кристиана. — Но я отомщу! Имей это в виду, неблагодарный негодяй! Не пройдет и двух лет, как ты будешь болтаться на нок-рея! И все изменники с тобой заодно!
К счастью для Блая, внимание Кристиана было в эту минуту чем-то отвлечено, но несколько бунтовщиков, стоявших у планширя, ответили капитану в не менее крепких выражениях; еще немного, и в него начали бы стрелять.
В этой неразберихе я потерял из виду Стюарта. Когда вываливали баркас, мы с ним стояли у одного браса, но теперь его нигде не было видно. Вскоре стало ясно, что многим позволено покинуть корабль вместе с Блаем, и мы с мистером Нельсоном как раз спешили к кормовому трапу, когда нас остановил Кристиан.
— Мистер Нельсон, вы с мистером Байэмом можете остаться на корабле, если хотите, — сказал он.
— Обиды, которые вам приходилось сносить, вызывают у меня сочувствие, мистер Кристиан, — ответил Нельсон, — но я не одобряю затеи, которой вы хотите за них отплатить.
— А когда это я искал сочувствия, сэр? Мистер Байэм, каково ваше решение?
— Я присоединяюсь к капитану Блаю.
— Тогда поспешите.
— Можем ли мы взять с собой одежду? — спросил Нельсон.
— Да, только поживее!
Каюта Нельсона помещалась на нижней палубе, прямо под каютой Фрайера. У трапа стояли двое часовых. Там мы разделились, и я пошел в каюту мичманов, рядом с которой все еще находился Томпсон, охраняя рундук с оружием. Я нигде не видел Тинклера и Элфинстона и решил заглянуть в каюту по правому борту. Томпсон остановил меня.
— В этой каюте вам делать нечего, — сказал он. — Забирайте одежду и уходите!
Наша каюта была отгорожена от прохода чем-то вроде ширмы. К моему удивлению, я застал Янга все еще спящим в койке. С двенадцати до четырех утра он стоял на вахте и теперь, как обычно, отдыхал, но мне показалось странным, что он не проснулся в этой суматохе. Я попытался разбудить его, но безрезультатно — он всегда отличался крепким сном. Решив, что это безнадежно, я стал рыться в своем рундуке в поисках вещей, которые могли мне понадобиться в первую очередь. В углу каюты стояло несколько боевых дубинок с острова Дружбы, которые мы взяли у дикарей Намуки. Дубинки были вырезаны из тоа — железного дерева, вполне оправдывавшего свое название: по весу и плотности оно очень напоминало железо. При виде их в голове у меня мелькнула мысль: «А мог бы я сбить Томпсона с ног такой дубинкой?» Я быстро выглянул за дверь. Томпсон сидел на рундуке, зажав мушкет между колен и глядя в сторону кормы. Он увидел, что я высунул голову и с проклятием приказал мне «поторапливаться и убираться прочь».
В этот миг в проходе появился Моррисон, а Томпсона, на мое счастье, окликнули сверху. Я поманил Моррисона, и он незаметно проскользнул в каюту. Объяснять что-либо не было нужды. Я протянул ему дубинку и взял другую сам, после чего мы вместе сделали последнюю попытку разбудить Янга. Не осмеливаясь говорить, мы чуть не вытряхнули его из койки, но усилия наши ни к чему не привели. Я услышал, как Томпсон крикнул: «Он собирает одежду, сэр. Сейчас я отправлю его наверх». Моррисон встал сбоку от двери и поднял дубинку, я стоял наготове по другую сторону: оба мы ждали, что Томпсон войдет в каюту. Но вместо этого он крикнул:
— Вылезайте, Байэм, да поживей!
— Иду! — ответил я и снова выглянул за дверь. Сердце у меня упало: я увидел Бэркитта и Маккоя, которые приближались со стороны фор-люка. У рундука с оружием они остановились и заговорили с Томпсоном. Оба, понятно, были вооружены мушкетами. Пока они там стояли, добраться до Томпсона было невозможно. Судьба отвернулась от нас. Мы подождали еще минуты две, но они не уходили. Я услышал, как Нельсон крикнул в люк: «Байэм! Быстро сюда, иначе останетесь!» Голос Тинклера добавил:
— Ради всего святого, Байэм, скорей!
Для Моррисона и меня это был трудный момент. Возможность и так-то была ничтожной, но, если бы у нас было время, могло бы что-то и получиться. Мы быстро отложили дубинки и, выскочив из каюты, столкнулись с Томпсоном, который шел посмотреть, где я.
— Моррисон, дьявол тебя разорви, что ты тут делаешь?
Мы не стали тратить времени на объяснения и опрометью бросились к трапу. Моррисон бежал впереди, я же, спеша поскорее выбраться на палубу и обремененный тюком с одеждой, споткнулся, полетел с трапа и, ударившись о решетку, вывихнул плечо. Кое-как выкарабкавшись наверх, я устремился к трапу, но тут Черчилль остановил меня.
— Опоздали, Байэм, — сказал он.
— Опоздал? Ну нет! — воскликнул я и так сильно его толкнул, что он едва не упал. И тут я пришел в отчаяние: баркас медленно сносило к корме корабля, а один из бунтовщиков нес туда фалинь. Беркитт и Куинтал держали Коулмана, оружейника, который умолял пустить его к капитану, а Моррисон боролся с несколькими матросами, не дававшими ему пройти к трапу. Мы действительно опоздали; к тому же баркас был перегружен, и я услышал крик Блая:
— Я больше никого не могу взять, ребята! Но если я доберусь до Англии, вас оправдают!
Когда баркас отнесло к корме, матрос, державший фалинь, закрепил его за поручень и бросил свободный конец на судно. Оставшиеся на корабле столпились у борта, и мне трудно было найти место, откуда я мог бы наблюдать за происходящим. Душа у меня болела, я был потрясен сознанием того, что все-таки остался среди мятежников.
Нортон стоял на носу баркаса, держа конец фалиня21, Блай залез на кормовую банку. Остальные кто стоял, кто сидел; посудина была так перегружена, что ее борт возвышался над водой всего на семь или восемь дюймов. То тут, то там раздавались крики, Блай тоже вносил свою лету в общую суматоху, то отдавая приказания находящимся на баркасе, то изрыгая брань и проклятия по адресу Кристиана и его людей.
Некоторые из мятежников следили за сценой в молчании и задумчивости, другие же глумились над Блаем; я слышал, как один из них кричал:
— Теперь сам попробуй посидеть на фунте мяса в день, чертов негодяй!
Фрайер воскликнул:
— Ради Бога, мистер Кристиан, дайте нам оружие, порох и пули! Подумайте о том, куда мы направляемся! Дайте нам возможность защищать свою жизнь!
Остальные, в том числе и боцман, горячо присоединили свои голоса к этой мольбе.
— Какое там к черту оружие! — крикнул кто-то в ответ.
— Не нужно вам никакого оружия!
— Старина Блай любит дикарей. Он о вас позаботится !
— Ты их тросточкой, боцман, тросточкой!
Мы с Коулманом отыскали Кристиана, который стоял у рубки, так что с баркаса его не было видно. Мы попросили его снабдить Блая несколькими мушкетами, пулями и порохом.
— Ни за что! — ответил он. — Огнестрельного оружия я им не дам.
— Тогда дайте хотя бы несколько абордажных сабель, мистер Кристиан, — настаивал Коулман, — если вы не хотите, чтобы их убили, как только они ступят на берег. Вспомните, что произошло в Намука!
На это Кристиан согласился. Он приказал Черчиллю принести из оружейного рундука несколько абордажных сабель, и минуту спустя тот вернулся с четырьмя саблями, которые были тут же переданы на баркас. Тем временем Моррисон, воспользовавшись случаем, сбегал вниз за дополнительной провизией для несчастных. Вместе с Джоном Миллвордом он принес и спустил на посудину бочонок солонины, несколько бутылочных тыкв с водой и еще немного спиртного.