Папен апеллировал к высшему суду ландграфства. Но квестор постановил: «Объявить апеллятору, что движение судов при помощи огня и воды — дело неслыханное. А потому запросить по сему поводу мнение церкви».
Папен знал уже по горькому опыту, что значит связаться с попами. Ничего не добившись, он с трудом перебрался в Англию. Но и там ему не удалось выстроить второе паровое судно. Состоятельные люди, к которым он обращался с просьбой о денежной поддержке, отвечали Папену насмешками.
Отчаявшийся, разочаровавшийся в людях Папен умер в Лондоне в 1714 году. Умер в крайней нищете, забытый, покинутый всеми, за исключением верного Модильяни.
О Папене и его первом пароходе забыли быстро. Вспомнили о нем лишь в 1859 году и поставили на его родине, в Блуа, памятник.
Но истинным памятником Дени Папену стал промышленный переворот на всем земном шаре — переворот, начало которому положил его паровой двигатель.
1929 г.
БЕССМЕРТИЕ
Кофе остыл, а достопочтенная «Таймс» респектабельно скучна на всех ста страницах. Прения в парламенте по бюджету. Конгресс консервативной партии. Забастовка горняков в Уэльсе. В зубах навязло! Скорее в середину номера, где биржа, спорт, светская хроника. Стоп! Это что-то интересное! Небольшая, но серьезная статья о твердой политике Великобритании в Азии. Так, так, так… Микробы коммунизма, ленинские разрушительные революционные идеи особенно опасны для горячего азиатского материка…
— Чепуха! — Уишборн отбросил газету. — Нигде так не врут, как на газетных столбцах и на могильных плитах. Опасные разрушительные идеи? Ха! Жиденькие идеи, слабой консистенции! Ленин умер, умрут и его идеи. На днях сообщалось о его смерти. — Уишборн придвинул настольный календарь и перелистал его. — В какой-то из этих недавних дней он умер. Впрочем, неинтересно, когда он умер! Цивилизованный мир, конечно, вздохнул с облегчением. Со смертью Ленина умрут и его идеи. Законсервируются в славянско-монгольской России, а за ее границами они бездейственны, неприемлемы, не внушают доверия и привлекают только неврастеников или авантюристов с их сомнительными целями. И в Азии тоже. Возьмем, например, Индию. Этот гигант зашевелился было, но после амритсарской кровавой бойни там снова тишина. Осела пыль — и тишина! Возьмем поближе. У нас здесь…
Уишборн почесал висок и задумался.
Здесь, правда, были на каучуковых плантациях случаи расправы с надсмотрщиками-хавилдарами, стражниками и белыми работниками администрации, боссами, как называют их туземцы. В порту вчера нашли убитым американского моряка с авизо. Он, говорят, бил палкой рикшу-малайца. А на прошлой неделе портовые кули изувечили трех русских, белогвардейских офицеров-штрейкбрехеров.
Уишборн нахмурился. Ему вспомнился вдруг вчерашний разговор с генералом Паркхерстом, старым колониальным волком. Генерал говорил мрачно, нервно поблескивая моноклем:
— Чувствую, что скоро и здесь начнется заваруха. Горячая страна! Воздух накален. До взрыва!.. Что? В столь просвещенный век не допустим дикарских мятежей? И здесь будем действовать методами генерала Даера? Повторим и здесь амритсарскую бойню? Но, сэр, вы же знаете нашу английскую поговорку: один и тот же фокус два раза не показывают. — Генерал бережно снял с орбиты монокль и опустил его в карманчик френча. — С меня довольно! Постараюсь как можно скорее удрать отсюда.
Вчера Уишборн ничего не ответил генералу, а сейчас жалеет об этом. Вот как надо было ответить Паркхерсту — Уишборн вскинул заносчиво голову:
— Если англичане падают в обморок от страха, что желтые съедят их вместе с потрохами, тогда, пожалуй, нам лучше убрать в жилетный карман монокль и бежать отсюда подобру-поздорову. О нет, мой генерал! Мужество, хладнокровие, уверенность, твердые принципы, несокрушимая вера в силу своей морали, своего мнения, своей полиции, своей империи наконец, — вот что такое британец! Мы признаем только наши правила игры. Да, в столь просвещенный век все обусловлено высокой организацией нашего цивилизованного общества, мой генерал. Горячая страна, вы говорите? Воздух накален до взрыва? Британцы к этому привыкли. Разве не весело танцевать на шаг впереди дьявола?
Он неожиданно увидел себя в зеркале и рассмеялся. Сидит под вентилятором голый, обернув вокруг бедер простыню, и вслух рассуждает о британских принципах. А разве он не прав? Конечно прав, тысячу раз прав! Вот что значит быть в прошлом старостой курса в Оксфорде! И капитаном университетской футбольной команды!..