— Милая, любимая моя, если хочешь, оставайся навсегда блондинкой. Я даже не знаю, на кого ты похожа. Я просто люблю тебя.
— Вилли, как ты чуть не погиб? Что произошло?
Он рассказал историю с камикадзе, следя за выражением ее глаз. Оно было ему знакомо.
— И… и потом ты написал это письмо?
— В ту же ночь.
— И ты наутро не передумал?
— Как видишь, Мэй. Я даже пытался звонить тебе из Пёрл-Харбора…
— Странно, что ты зовешь меня Мэй. Я уже привыкла к Мари.
— Видишь, я получил это за мой выдающийся героизм. — Он вытащил Бронзовую Звезду из кармана и открыл коробочку. Глаза Мэй сверкнули от восхищения.
— Возьми ее себе.
— Мне? Ты с ума сошел!
— Я хочу, чтобы она была у тебя. Это единственное, что мне удастся получить за все, что было…
— Нет, Вилли, нет…
— Пожалуйста…
— Не сейчас. Спрячь ее. Не знаю, может быть, в другой раз… Спасибо, но спрячь ее в карман.
Он положил медаль в карман, и они посмотрели друг на друга.
Немного погодя она сказала:
— Ты не знаешь, о чем я сейчас думаю.
— Я надеюсь на лучшее.
— Мы могли бы поцеловаться еще раз. Уж если ты такой герой.
Она встала, распахнула полы его плаща и, прильнув к нему, прижалась губами к его губам. Уткнув лицо в его плечо, она стала тихо говорить:
— Я прежде всего думала о том, как хорошо было бы иметь от тебя детей… Ничего подобного я не чувствую к Уолтеру — то совсем другое… Вилли, для этого надо иметь железные нервы и… и потом, ты никогда не сможешь забыть Уолтера… да и я не забуду… честно говоря, ты был жесток со мной. Я уже совсем было пришла в себя, пока час назад не явился ты…
— Ты была счастлива?
— Счастлива? Счастье бывает, когда руки-ноги целы, насколько я знаю. — Она заплакала.
— Клянусь, ты не права, Мэй.
Внезапно она отстранилась от него и вытащила зеркальце из кармана пальто.
— Боже, если Уолтер увидит меня в таком виде, что тогда начнется…
Она усердно заработала, наводя красоту.
— Вилли, ты — дьявол какой-то, ты приносишь мне одни беспокойства. Ты мое наваждение. Облачка пудры слетали с пуховки. — Представляю себе, как бы ты хотел, чтобы твои дети были католиками! Дочитав до этого места в твоем письме, я заплакала — такой абсурд… О каких детях может быть речь?.. Посмотри мне в глаза. Выжженная пустыня…
Несколько музыкантов прошли за занавес на сцену. Мэй оглянулась на них через плечо. Улыбка погасла, и ее лицо приняло деловое выражение. Она спрятала пудреницу. Вилли спросил скороговоркой:
— Я увижу тебя завтра?
— Ну конечно, почему бы нет? Закажем ленч на двоих. Но в половине четвертого я должна быть в студии грамзаписи.
— А завтра вечером?
— Вилли, не дави на меня. И перестань строить всякие планы. Этот разговор ни к чему хорошему не привел… У меня голова пошла кругом, но это ничего еще не значит… Послушай, сделай одолжение, сотри помаду… — Она еще раз с беспокойством оглянулась на музыкантов.
Он сделал шаг в ее сторону и сказал тихо:
— Я люблю тебя. Мы будем счастливы. Не богаты, а счастливы. У нас не будет двухсот пятидесяти в неделю, но мы будем счастливы. Счастливы в любви.
— Счастливы, говоришь? Ну, до завтра.
— Я люблю твои глаза, твое лицо, твой голос, твои губы. Я не хочу расставаться с тобой. Пусть это будет завтрак, не ленч, завтрак в семь утра. Я перееду в твой отель, чтобы быть с тобой рядом…
— Нет-нет, никаких завтраков. Не надо сюда переезжать. Не сходи с ума. Война окончилась, времени хватит, и утром, и вечером. Вилли, перестань так смотреть и уходи, Бога ради, мне же еще надо работать… — Она резко повернулась, вся дрожа, и пошла на сцену, зябко кутаясь в пальто.
Дверь открылась, и вошел Уолтер Фезер.
— Ну как дела, лейтенант? Если вы хотите увидеть парад, то они уже идут по Пятой авеню. Уже слышно, как бьют барабаны.
На мгновение их взгляды встретились, и на лице музыканта мелькнуло выражение, напомнившее ему вдруг Тома Кифера — то ли присущая ему снисходительная ирония, а может быть, скрытая под внешней развязностью слабость. Это его ободрило. С Кифером он мог вполне потягаться.
— Благодарю вас, Фезер. Пожалуй, пойду взгляну. — Он посмотрел на сцену. Мэй наблюдала за ними, держа в руках ноты. Он махнул ей на прощанье, и она слегка кивнула в ответ. Вилли вышел на улицу.
Звуки духового оркестра эхом повторялись в переулках. Он поспешил на Пятую авеню, протиснулся сквозь толпу к краю тротуара и стал смотреть на проходящие мимо синие ряды военных моряков. Музыка заставила Вилли расправить плечи и ощутить на них плотный капитанский плащ. Он не сожалел о том, что стоит в стороне. Его голова была занята предстоящей ему борьбой. Он добьется, чтобы Мэй стала его женой. Он еще не знал, что ждет их обоих, и даже не был уверен в том, что они будут счастливы, да это и не занимало его. Он только знал, что Мэй станет его женой.