А Гера почему-то любил эту игру, иногда один, сам против себя сражался при помощи вертолины: сидит и крутит, и смотрит, и лицо такое увлечённое, а как угадает — смеётся. Неумный был человек, не просто злой и вредный. Теперь-то я понимаю, и мечта у него была глупая, чепуховая. Но я тогда не мог в этом разобраться. Лишь чувствовал и ощущал, что говорит нам Гера неверное. Раз даже возразил ему:
— Вот у меня бабушке скоро семьдесят лет, — сказал я, — но она говорит, что спать и есть — это не самое главное. Она говорит… — и тут я замялся, — что только животные так живут!
Все покатились со смеху, когда я сказал про животных. Решили, что это я нарочно про Геру. И Гера так же подумал и разозлился бы, конечно, но его неожиданно заинтересовала бабушка.
И тогда же, сразу, и много раз потом подходил он ко мне с вопросами: что ест наша бабушка? Помногу или помалу? И часто ли? И гуляет ли она днём?
Спросил даже — можно ли к нам зайти как-нибудь, чтобы на бабушку посмотреть?
Он стал было ко мне очень хорошо относиться и с того раза, на мою беду, запомнил меня. Даже заступаться стал. Это ещё в начале смены случилось.
— Чего вы, козлы, над его трусами смеётесь? А то вот как заставлю всех по очереди надевать — тогда узнаете!
Кажется, после его заступничества дразнить меня стали вдвое сильнее. Но Гера меня скоро разлюбил. Надоели мне его расспросы и неприятно было, что интересуется он бабушкой так, словно про кошку какую-то спрашивает: сколько спит — и «чего мы ей есть даём».
— Ничего мы ей не даём, она сама что хочет, то и берёт. Что она, кошка, что ли? — сказал ему я. — Она человек, а не животное!
Гера обиделся и перестал меня замечать. И тут же стал ещё сильней придираться ко мне Сютькин. А потом произошла та самая история с подушкой и возник вопрос: «Кто прыгнул спящему вожатому на живот, и сразу двумя ногами?»
22
Я-то не прыгал…
Если бы это я, то уж сейчас, здесь, я так бы и сказал: это я. Но не я был и даже не знаю кто это сделал. Правда, и знай я — всё равно не сказал бы им ни за что. Но я не прыгал ему на живот. Не прыгал я!
Было всё вот как.
Один раз на мёртвом часу, когда Гера уснул и захрапел, Сютькин и Витька-горнист, да с ними ещё двое — в общем, все Герины помогалы — смотались потихоньку. Все знали куда: в колхоз клубнику воровать! Сами же нас за это ловили и к начальнику лагеря тащили и сами же туда лазили! Им можно, а нам — нет.
Ну ладно, они ушли, а мы — раз некому нас записывать, — мы даже и не сговаривались, это само собой получилось — пошли палата на палату в бой! Первый этаж двинулся на второй воевать с подушками! Ох ты, что это было!
Пух летел, как дым. Как белый дым разрывов.
Подушки как бомбы, как мины и как снаряды.
Простыни стали плащами, парашютами и крыльями.
Одеяла тоже летали, разворачиваясь в воздухе наподобие старинных драконов. А полотенца были тюрбанами или плётками.
Орать можно сколько хочешь. Если Гера уснул, то его раньше, чем надо по времени, не разбудишь. Спал он, как камень, как могильная плита. Так что мы и вопили и пели. Прыгали, бегали и всласть лупили друг друга подушками.
Тапочки шлёпались с размаху об стенки и в потолок. Вылетали в раскрытые окна, а там в овраг — и ищи их потом!
Но главное оружие, ясное дело, — подушки. Не увернулся ты вовремя — и как трахнет тебя по голове, так ты и повалишься на кровать. А с кровати — брык на пол!
Кровати-то пружинные, трясутся. Разве устоишь, когда сетка под тобой ходуном ходит, а сверху тебя — по голове. Но зато и падать не больно и весело.
Оглушат тебя подушкой, и хоть и сильно дали, хоть и гудит в голове, но не больно — мягкая ведь вещь подушка…
Здорово это было! Просто ничего лучше не помню за обе смены.
Орали мы так, бегали, даже устали, и скоро бы всё кончилось само собой. Но тут кто-то нечаянно, в пылу боя, побежал, прыгая с тумбочки на тумбочку. А его как раз с трёх сторон подушками! Закачался он на тумбочке, потерял равновесие и, чтобы не грохнуться на пол, прыгнул на первую попавшуюся койку…
А тут Гера спал, ни о чём таком не подозревая… И как ляпнется тот мальчишка ему на кровать двумя ногами, со всего размаха!
Мы все замерли, остолбенели. А Гера как заорёт спросонья! И вскочил…
Но сам ещё не проснулся как следует, только обалдел от неожиданности. Может, даже ему приснилось в этот миг, что полено его наконец-то настигло…
Мальчишка тот дёру дал. Никто и не запомнил, кто это был…