— Это вам от всего нашего отряда! Завтра мы ещё принесём! А банка у вас есть? Тогда мы завтра банку с водой принесём, а то завянут… Валька, не трясись!
— Да, не трясись! А если у меня ноги подкашиваются? — хрипела снизу Валя. — Скоро ты там? Я тоже, может быть, на них поглядеть хочу! Хитрая какая…
— А это кто? — спросила Галя, и глаза её округлились — она уже сама узнала начальника. — Ой! — И не стало её.
Видно было потом, как ветви в окне закачались и раздались на две стороны, пропуская бегущих девчонок.
Мы смотрели на начальника, а он улыбался. Спросил:
— Ну что? А ещё-то гости будут?
— Не знаю, — сказал я, краснея.
— Будут! — ответил Шурик тихо. И весело подмигнул мне, словно знает что-то секретное, чего я не знаю.
Гости не заставили себя ждать и минуты, они теперь вошли деловитой гурьбой. Всё те же: мама Карла, Гера и чуть позже докторша, а за ней тётя Мотя с едой и ложками, бренчащими в кармашке её передника.
Мама Карла велела Шурику лечь на свою постель, а Гера… то есть мы ничего сначала не поняли.
Он зачем-то схватил за спинку мою койку и поволок её к двери вместе со мной, да молча, без единого слова.
— Куда это он меня?
— Куда это ты его? — спросил начальник.
— Чтоб вам было спокойнее, — ответил Гера, дёргая мою койку, которая застряла в дверях и не проходила. Посыпались на пол цветы, собранные для нас девчачьим отрядом…
— Пускай они втроём гужуются там, где Сютькин, — объяснил Гера свою мысль, — а вы тут отдыхайте, сил набирайтесь… Поправляйтесь поскорее! — бормотал он, раскачивая в дверях мою койку, будто это он зуб выламывает из чьей-то огромной челюсти. Но дело не получалось, и Гера сказал: — А ну, давай слезай! Я её ногой вышибу, и обратно тогда ляжешь!
— Гера! — сказал начальник так строго, что мы все повернулись к нему. — Гера, у них подозревается свинка, а у Сютькина что?
— Черепок покорябан и понос. Зелени где-то наелся… — ответил Гера бездумно, безмятежно, но точно и коротко.
— А здесь, между прочим, детское учреждение, — сказал начальник внушительно и велел Гере: — Вези его назад.
И я поехал назад. Кровать-то с колесиками. Начальник лежал бледный, вытянув и положив поверх одеяла крупные худые руки. Губы его были недобро поджаты. Он о чём-то думал, и думал очень серьёзно. Мама Карла подбирала мои цветы, не зная толком, что с ними делать…
— Не выбрасывайте! — предупредил её начальник. — Это им от отряда в подарок. Надо банку с водой найти!
— От какого отряда? — оживился Гера.
Но начальник ему ничего не ответил, и вот в это же время пришла докторша с тётей Мотей. Настала раздача пищи, а потом, когда мы принялись за еду, все ушли. Впрочем, это докторша их выставила, сказав, что нечего тут всем толкаться.
48
После еды мы уснули. Мне казалось, что спал я совсем недолго, но, проснувшись, с удивлением увидел: окна наши прикрыты, и за ними темно, и горн поёт отбой — «спать, спать по палаткам, пионерам, октябряткам…».
Это меня и разбудило.
Мы лежали без света, и я не знал, один я не сплю или все тут не спят. Было мне спокойно, и впервые за многие дни я, хоть голова у меня побаливала, чувствовал себя здоровым и почти счастливым. Я думал: «Как хорошо стало!»
Распевая во всё горло, пошли с линейки по своим домикам отряды. И неожиданно, вторя им, запел тихонько из угла Шурик:
По синим волнам океана, Лишь звёзды блеснут в небесах…Но спохватился и вдруг осекся, вспомнив, наверно, про начальника. Тогда из другого угла подал голос начальник. Оказалось, и он не спит:
— Пой! Ничего. Это у вас интересная песня. Как там дальше-то будет?
Но Шурик слова знал плохо. Пришлось мне ему подсказывать. Потом и сам я запел, а они стали мне подпевать.
Мы спели «Воздушный корабль» от начала и до конца. Когда кончили, то услышали странно долгое эхо, внятно и печально повторявшее за нами слово за словом.
Мы удивились, прислушались.
Но это вовсе не эхо было, это слабо, и одиноко, и тоскливо поёт, опаздывая на полкуплет, Сютькин за стенкой.
Плохо ему там одному и, наверное, страшно и наверняка хочется быть вместе с нами. Но мы его не позвали. Ну хотя бы потому, что у нас разные болезни, разные заразные, их нельзя смешивать. У него живот, а у нас, кажется, ничего!
Мы послушали, как жалобно он допел и умолк.
— Тоскует парень, — сказал начальник.
Мы с Шуриком промолчали и так, возможно, уснули бы, да начальник снова заговорил:
— Откуда эта песня у вас? Что-то я никогда её не слыхал?