Пагубное влияние теории коренных причин можно увидеть в премированном Американской академией киноискусства документальном фильме Майкла Мура «Боулинг для Колумбины». Бойня в школе «Колумбина» была преступным актом, по крайней мере в общепринятом смысле. Почти все школьники, подвергающиеся в школе унижениям, склонны предаваться мечтам, в которых они убивают своих обидчиков и взрывают школу. Разве у кого-то не вызывает восторг сцена в фильме «Смертельное влечение» (1989), в которой персонаж Кристиана Слейтера убивает двух школьников, а затем успокаивает свою подругу, говоря, что футбольный сезон прошел, и «от этих двоих нечего ждать, кроме насилия над девчонками да шуток про СПИД»? Разница между Клеболдом с Харрисом и большинством остальных школьников, попавших в их ситуацию, в том, что последние предавались фантазиям, а первые действительно воплотили их в жизнь. В этом отношении они не отличаются от обычных преступников, которые делают то, о чем мы лишь грезим.
Однако для Мура бойня в школе «Колумбина» была не просто преступным деянием, а обвинением всему американскому обществу и американской истории. Его документальная лента начинается довольно предсказуемо, обращая внимание зрителей на оружие, которое применили Клеболд и Харрис, и на то, насколько просто его приобрести в США.
Однако постепенно аргументация в фильме принимает странный оборот. Похоже, будто отсутствие контроля за огнестрельным оружием — всего лишь малозначительный элемент проблемы. Канадцы, утверждает Мур, владеют самым разным оружием, однако насилия с его участием там почти нет. Значит, нам нужно заглянуть глубже в поисках «коренных причин» проблемы. Виной всему, утверждает Мур, «культура страха», существующая в США.
В этот момент Мур чувствует потребность пересказать всю историю США — от первых переселенцев до современности. Мы слышим об истории рабовладения, о линчевании и ку-клукс-клане, испано-американской войне, спонсированных ЦРУ военных переворотах в Южной Америке, вторжении на Гренаду и бомбардировках НАТО Сербии. Получается, что «культура страха» коренится в вечном страхе перед чернокожими, отражающем опасения рабовладельцев перед восстанием рабов, и усиливается военно-промышленным комплексом, параноидальным стремлением США к ядерной гегемонии и многочисленными телевизионными ток-шоу правого толка. А еще в какой-то мере — в безработице и бедности.
В заключение Мур высказывается против контроля над огнестрельным оружием. Такой контроль слишком мало значит. Контроль над оружием — это то, что Роззак назвал бы «всего лишь институциональным» решением проблемы насилия в американском обществе. До корня проблемы так не добраться. Режиссера устраивает только тотальная трансформация американской культуры и сознания.
Здесь мы видим, как Мур совершает смертный грех контркультуры. Он отмахивается от реального решения проблемы, стоящей перед ним, — решения, которое однозначно улучшит жизнь его сограждан, — на том основании, что оно не радикально или слишком «поверхностно». Он не только настаивает на революционных переменах в культуре, он отвергает все менее радикальное. Это — экстремальный бунт.
При ближайшем рассмотрении оказывается, что аргументы Мура против контроля над оружием совершенно несостоятельны. Насилие с применением огнестрельного оружия — это классический пример гоббсовской гонки навстречу поражению. Каждый отдельный человек может повысить личную безопасность, приобретя пистолет, но каждый, кто так делает, одновременно становится более опасным для соседей. Конечный результат — коллективное всеобщее поражение, все люди становятся опасными друг для друга, понижая среднюю степень персональной безопасности. Решение для отдельных людей — такое же, как для наций, увязших в гонке вооружений. Людям нужен договор о контроле над оружием, чтобы прекратить эту конкуренцию. Именно это и предлагают законы о контроле над оружием.
Мур утверждает, что от законов о контроле над оружием мало толка, так как в Канаде хранятся миллионы единиц оружия, но насилия с их применением почти не наблюдается. Но этот аргумент — неполное изложение фактов, граничащее с ложью. Режиссер не упоминает, что в Канаде действуют чрезвычайно строгие законы о владении оружием. Может быть, в этой стране действительно хранится восемь миллионов единиц оружия, но это почти исключительно однозарядные винтовки и дробовики, запертые в оружейных сейфах в сельских районах. Там почти нет пистолетов, полуавтоматического оружия и совершенно нет штурмовых винтовок. Пистолеты ТЕС-9, которые применялись во время бойни в школе «Колумбина», в Канаде купить невозможно. Ни один гражданин не имеет права по какой бы то ни было причине носить заряженное оружие в канадском городе. Мур показывает нам тир в Сарнии (провинция Онтарио), но не упоминает, что ни одному из любителей стрельбы не разрешается выносить оружие за пределы тира.
Другими словами, главная разница между Канадой и США является «не культурной, а институциональной. Как бы то ни было, различия в культуре — это следствие различий в законодательстве и государственных институтах. Канадцы в отличие от американцев не живут в культуре страха вовсе не потому, что смотрят другие телешоу или свободны от наследия рабовладения, а потому, что им не приходится постоянно волноваться, что их могут застрелить.
Контркультурное мышление не только привело к определенной наивности в отношении преступности, оно также способствовало почти бесстыдной гламуризации душевных недугов. Во многих книгах, начиная с «Пролетая над гнездом кукушки» до таких книг, как «История безумия в классическую эпоху» Мишеля Фуко и «Феноменология переживания» Р. Д. Лэйнга, высказывается предположение, что сумасшедший человек на самом деле не безумен, он просто не такой, как другие. Они не больные, они — нонконформисты, которых одурманили лекарствами и заключили в неволю, чтобы они не задавали слишком много нелицеприятных вопросов.
Норман Мейлер вывел эту связь еще в 1957 году, утверждая, что хипстер с его пренебрежением к социальным условностям по сути являет собой тип психопата. В современном мире ускорение темпов повседневной жизни создало ситуацию, в которой «нервная система подвергается стрессу настолько, что становится невозможным такой компромисс, как сублимация». Так, на смену невротичному подавлению энергии инстинктов приходит психопатология, и система социального контроля утрачивает свою власть над человеком. Единственная разница между хипстером и обычным психопатом в том, что первый «экстраполирует, исходя из своего состояния, из своей внутренней уверенности, что его бунтарство справедливо, что это радикальное видение вселенной, которое отличает его от невежества, реакционной предубежденности и неуверенности более заурядных психопатов».
Связь, которую Мейлер видит между контркультурным бунтом и безумием, фактически исходит непосредственно из главных постулатов контркультурной критики. Если все правила являются репрессивными ограничителями — помехами для свободы и творчества индивида, то нельзя не заметить, что сама рациональность есть система правил. По мнению Мейлера, существует лишь два типа людей: хипповые («бунтари») и цивильные («конформисты»). Неудивительно, что рациональность определяет существование цивильных людей. Что такое принцип непротиворечивости, если не навязываемое социумом правило, ограничивающее нашу речь? Что такое научные факты, если не верования, получившие официальное одобрение от бюрократов? Что такое лингвистическое значение, если не мертвая рука прошлых предрассудков и условностей, удерживающая нас, ограничивающая наши слова и мысли? Даже грамматика — что это, если не смирительная рубашка, ограничивающая нашу спонтанность, творчество и свободу?
Все это мы можем увидеть в работах художников, которые, чтобы по-настоящему выразить себя, запросто нарушают все эти правила. Однако если рациональность — это всего лишь система правил, а свобода заключается в спонтанности индивидуального самовыражения, то, по-видимому, свобода представляет собой некую иррациональность. Если рассудок — это Аполлон, значит, безумие — это Дионис. Как написал Фуко, безумие «правит всем, что легко, радостно, фривольно в этом мире». Именно безумие, безрассудство позволяет людям «веселиться и вкушать радости».