- С чего хипиш, мужики? - шумнули, не въезжая на лед, сверху, с круч, вполне добродушно и мирно. Большинство ответило угрюмым молчанием многоопытного лагерного этапа. Но нашлись и живчики:
- Да вот Юрка, понимаешь, начальник, в космос полетел.
- Так вы по этому случаю реку искровянили?
- Какая кровь, начальник, водица да сопли, - оглянувшись, буркнули уже и те, кто еще жаждал драки, остывая уже окончательно, разыскивая оброненные шапки, в спешке и удали скинутые с плеч бушлаты и полушубки.
- Расходись, мужики, по-доброму!
- А че, по-плохому, че, по-плохому, че ты пуганого пугаешь... Да не напирай ты конем, что на Маньку, чалдон недоделанный.
Милиция была уже на льду. Надо было ей все же соблюсти себя и поостеречься в меру, чтобы на будущее понимал народ себя и особо не зарывался. Да и вперед думать приходилось: начальство еще свой спрос чинить будет.
- Я те покажу чалдона, вот промеж глаз как вломлю шашкой, на заднице шкурка лопнет...
- Стой, мужики, стой! - спешил к не в меру ретивому и обидчивому милиционеру полковник. - У вас-то сейчас с чего хипиш?
- Да вот прет, понимаешь, кобылью морду, как девка личико подставляет. Целуй ее сам, под хвост только.
- Мне только поцелуев ваших и не хватало, - полковник крупом лошади оттеснил лошадь милиционера.
- Побуянство с чего учинили? Кто закоперщик? Кто отвечать будет? Кто виноват?
- Гагарин, - сказал мужик, влезая в полушубок. - Юрка Гагарин.
- Гагарин виноват, - услышали и шумнули оба берега реки, все, кто был и на реке, потому что действительно не знали, кто виноват, из-за чего пошла такая катавасия.
- Гагарин, - сопливо пискнул и Жорка, хотя и невольно, но все же истинный зачинщик побоища, единственный, наверно, свято верящий в то, что в драке повинен именно космонавт, потому как начало ее он пропустил, будучи некоторое время в беспамятстве и, казалось ему, в космосе вместе с тем же Гагариным. А руководящее диагоналевое пальто исчезло, не подозревая, что именно с него все и началось. Вошь давно уже замерзла, а если даже и нет, ничего ответить не могла, не подозревая, что ей принадлежит главная роль во всей этой истории.
- Папуасы, - явно не в струю, склонившись к уху своей лошади и будто одной только ей устало буркнул полковник. - Гагарин, да, но зачем же черепа ломать...
- Гагарин, Гагарин! - с надсадной радостью еще раз гаркнули кулачные бойцы. И по реке прокатился смех. Да такой забористо грохочущий, что не выдержал, треснул лед, как батарея пушек отсалютовала. Смеялся и полковник, милиционеры и бывшие зеки. Перекатывалось от берега к берегу, билось в ущелье гулкое эхо. Ржали и вытанцовывали на льду милицейские лошади.
"Накось, выкуси, Америка, наш Юрка в космосе", - бежал домой и шлепал разбитыми губами Юрка-Жорка. Будто на крыльях летел мимо заснеженного поселкового стадиончика, у ворот которого играли в футбол без мяча - мяч кто-то упер еще по осени - два бетонных футболиста. И футболисты, пригнувшись, от тяжести снежного сугроба на плечах и апрельских сосулек на носу, казалось ему, вот-вот оторвутся от своего пьедестала и взмоют в небо. И они временами будто даже взмывали вместе с ним, Жоркой, улыбчивые, чем-то похожие на Гагарина.
Но эту схожесть пристанционных каменных футболистов с Гагариным он увидел и прочувствовал позже, когда вышли газеты с портретом космонавта. А в тот вечер он сам был немного космонавтом. От могучего удара в лоб в голове его что-то сдвинулось. Он получил легкое сотрясение мозга, но так никогда и не узнал об этом. А за ночь позабыл и то, как летал вместе с футболистами по засугробленному стадиону. И не просто летал, а в космическом корабле, который сам придумал. Он придумал не только корабль, но каждому человеку дал крылья, которые могли поднять землю и бросить в космос. Но все это он приспал, забыл за одну общежитскую фезеушную ночь, которая правдивее дня, а сны бесконтрольны и не напрасны. Хотя что-то ему иногда и мерещилось в тоскливых проблесках памяти, о прожитом дне, но мешали тошнота и головокружение. Скорее всего, с голодухи, потому что он остался в тот день без ужина.
Надолго же сохранилось другое из того вечера: будто удар могучего кулака в лоб навсегда соединил его с космонавтом. Он стал ему ближе родного брата. Одной они были с ним породы, одной породы с этим черношинельным фезеушным поселком. Мир, такой раскиданно огромный, начал стремительно суживаться. Словно люди, континенты, на которых они жили, пошли на сближение, стали брататься. Земля побраталась со звездами. Будто у всего сущего на земле объявился единый, общий корень. Из этого корня произросла и сама Земля. Земляне, а это значит, и он, Жорка-Юрка, могли похлопать Марс по плечу. Он мог надеяться, что когда-нибудь слетает на Марс. А что, возьмет и полетит, как бывший ремесленник Юрка Гагарин, чем он хуже его, чем хуже все те, кто рядом с ним. Полетит и осядет на Марсе, будет там жить и работать. Как взял и поехал в Сибирь. И ничего, живет.