Но никому из ее школьного окружения даже в голову не могло прийти, что на самом деле она совершенно иная. Более того, ее нет вообще среди них, в сегодняшнем дне нет, среди мышиной возни, игры в передовиков и отличников, актива и пассива. Она целиком и полностью в прошлом веке. И никакая она не Надя, отличница и активистка, девочка, приходящая на физкультуру в растянутых и заштопанных трикотажных шароварах. Она гордая и своенравная красавица, княгиня Мария Николаевна Волконская. Вот в ком она пребывает сегодня на земле. Вот кем продиктован ей здесь каждый шаг. Сердцем, глазами кого она тревожно и вопрошающе присутствует в этом мире.
Преображение свершилось в обновленном доме над пропастью оврага, в темной нише между грубкой и стеной горницы. Она только на минутку заснула там между полуденной дойкой козы и выгоном ее на пастбище и двумя деповскими паровозными гудками - на обед и с обеда - и проснулась в совершенно ином мире и времени и безоговорочно приняла тот мир и то время. Не выходя из дома, отдернула с окна занавеску и увидела не стадион для детских игр в футбол, а кандальный сибирский тракт, тройку лошадей, уносящих вдаль серую кибитку, в окне которой под черной вуалью мелькнуло ее, Надино, лицо. Она готовилась к сошествию в каторжный рудничный ад, где находился ее муж, как к обретению рая.
Ад и рай одновременно обрела и маленькая Надя. Два мира. И поначалу они никак не стыковались, не могли притереться друг к другу. Как невозможно в одной личине сразу быть и грешником, и праведником, так и Надя долгое время не могла отважиться, какой из миров принять. Выбирать надо было решительно и быстро, потому что дел вокруг невпроворот. Надо было торопиться в поле, окучивать картошку, мыть полы, поливать гряды... Да мало ли дел, как репьев на хвосте у их собаки. Мать в летний день не успевала давать приказания, сама разрывалась на части. И Наде было жалко оставить ее здесь одну. И княжеской жизни, хотя она совсем не знала...
Реальный дерганый мир уже заявил и поставил на нее. Но постепенно она научилась обманывать его. Притворяться, что подчиняется ему, а на самом деле с головой окунулась в прошлое, ушла в минувший век, хотя и там по первости было много непонятного. Никак не могла разобраться с мужем. Хотя у нее уже было трое детей, чем-то не глянулся ей Сергей Волконский, зубы все были видны, когда улыбается. К тому же лицо у него оказалось каким-то асимметричным, одна его половина вроде бы тоже находилась в ином, не девятнадцатом веке. И еще была в нем остужающая Надьку особенность: князь под старость лет начал забалтываться, слушать и любить только самого себя. Надька и бросить его не могла, совесть не позволяла, но сердце к нему, как прежде, не лежало. Она понимала, что это гадко, нельзя ведь обижать человека, страдающего, находящегося в изгнании. Но это с одной только стороны, а с другой: не отдавай поцелуя без любви?! Как здесь быть? Надька изводила себя, вновь и вновь заставляла любить немилого ей человека. Чем бы это кончилось - одному Богу ведомо. Но тут грянула новая беда. Она встретилась с Михаилом Сергеевичем Луниным, другом "Марса, Вакха и Венеры". Это была любовь с первого взгляда, может, потому, что он насмешничал над ней. Глаза смеялись, а губы тянулись к ней. И она не могла противостоять его губам, хотя и страшно терзалась. Знала, что в будущем он будет ей непременно изменять, но ничего не могла с собой поделать.
Она ведь тоже была неверной женой. Из-за этой неверности еще крепче, страдательнее любила Волконского и мечтала о Лунине. Душа ее не выносила этой греховной двойственности, но и обуздать ее было свыше сил. Нераскаянный декабрист ворвался в ее жизнь, подобно смерчу, может быть, единственный из всех, кто никого не предал, не заложил, для которого долг и честь были действительно выше присяги. Знает, что идет под суд, может, и на смерть, под честное слово отправляется на охоту. И возвращается с охоты, добровольно отдается в руки палачей. Да на его бы месте она...
Одновременно Лунин для нее был загадочен и непонятен. Такое следование чести, а женщинам изменяет... Тут Надя ловила себя на том, что она тоже изменщица, обманывает Волконского и прощает Лунина. Закрывает глаза на все его измены. Простила навсегда, когда увидела дату его смерти. Ровно через сто лет, день в день она родилась. Это была судьба. Предзнаменованию этому она не могла противиться. Самой смертью он был уготован, заручен с ней. Никогда, никогда она не рождалась в этом веке. В этом веке она подкидыш прошлого, как, наверно, и все декабристы подкидыши, а более других - Михаил Сергеевич - из современности прошлому веку. "Тело мое испытывает в Сибири холод и лишения, но мой дух, свободный от жалких уз, странствует... Всюду я нахожу Истину и всюду счастье".