– Больно, суки! – орал он во все горло и попытался вырваться из цепких объятий.
Он почувствовал, как на его запястьях защелкнулись наручники. Кто-то поднял его на ноги и толкнул в спину.
– Давай, шагай, – произнес оперативник и снова толкнул его.
Около входа в ресторан стояла машина. Его усадили на заднее сиденье, и машина поехала вверх по улице Университетской в сторону МВД.
***
Вечером в кабинет Наумова вошел Белов. Поздоровавшись с начальником, он, молча, положил на край стола лист бумаги, исписанный мелким и кривым почерком.
– Что это? – спросил начальник Управления.
– Сообщение от моего человека. Он сидит в одной камере с Дерябиным.
– Что там нового? – поинтересовался Наумов.
– Вы прочитайте, Константин Николаевич. По-моему, сообщение заслуживает определенного внимания. Дело в том, что Дерябин рассчитывает устроить небольшой концерт во время суда и спровоцировать товарищей на беспорядки. Вы только представьте, что может произойти в зале суда, если туда придут их друзья, оставшиеся на свободе? Я думаю, нужно что-то предпринять, чтобы этого не произошло.
Наумов взял в руки записку и начал внимательно читать. Прочитав, он посмотрел на Белова.
– Ты уверен в этом человеке? Тебе не кажется, что это какой-то бред?
– Извините, Константин Николаевич, это не бред. Это размышления Дерябина. А, вдруг, ему удалось с кем-то связаться? Я не исключаю этого. Смог же он найти тропинку из следственного изолятора на волю.
Наумов широкой ладонью погладил большую залысину и посмотрел на Белова.
– Ты знаешь, после всего, что они сделали, я ничему не удивлюсь. Ведь если в зале суда начнется бунт, то конвой вынужден будет открыть огонь. Значит, возможны жертвы среди мирного населения. Да, Дерябин, не дурак. То, что они не смогли сделать на улицах Ново-Татарской слободы, может произойти в зале суда.
– Я бы на вашем месте, Константин Николаевич, на всякий случай доложил бы наверх. Чем черт не шутит, пока Бог спит.
Наумов, молча, положил записку в коричневую папку и, накинув на плечи пиджак, направился к двери. Вслед за ним пошел и Белов. Закрыв дверь, начальник Управления уголовного розыска направился к министру. Он пробыл там недолго; вернувшись, вызвал к себе Белова.
– Я доложил министру. Он отнесся к этой информации очень серьезно. При мне связался с председателем Верховного суда и прокурором республики. Все доложил им. Посовещавшись, они решили проводить суд при закрытых дверях, то есть без присутствия родственников и представителей прессы.
– Не мне, конечно, решать, но вы же, не станете выставлять оцепление вокруг здания суда? А если боевики попытаются прорвать выставленное оцепление? Я бы проводил суд в каком-нибудь следственном изоляторе или даже в колонии, куда не могли бы попасть посторонние люди.
– Я с тобой согласен. Это лучший из вариантов.
– Если так, то доложите министру, может, он согласится с подобным предложением.
Белов вышел из кабинета Наумова и направился к себе. В коридоре его остановил Балабанов.
– Ты чего такой озабоченный? Случилось что?
– Вроде бы нет. Пока все нормально. Вот иду от Наумова. Доложил ему информацию из-под Дерябина.
– И что тот рассказывает в камере?
– Хочет устроить небольшой концерт во время суда.
– Ты серьезно?
– Мне не до шуток. Ты только представь себе, что будет, если это действительно произойдет. Это будет похуже Ново-Татарской слободы.
– И что, Наумов?
– Решают.
***
Шел 1980 год. Именно в этом году, как в свое время обещал Никита Сергеевич Хрущев, партия и правительство должны были полностью искоренить преступность в СССР. Другого решения и быть не могло, ведь страна строила коммунизм. А здесь, в Казани, в красном уголке следственного изолятора, шел процесс по обвинению группы молодежи в бандитизме. Около ворот изолятора толпились родственники обвиняемых и потерпевших, однако, проникнуть внутрь изолятора было невозможно. Вооруженная охрана хорошо знала свое дело и моментально пресекала любые попытки проникновения. В толпе находились и сотрудники службы наружного наблюдения, в задачу которых входило выявление лиц, находящихся в розыске, а также возможных зачинщиков хулиганских действий. Однако толпа вела себя чинно и пристойно.