— Доброе утро, Генри, — поздоровался Клейн.
Эбботт вытер рот рукавом:
— Доброе утро, доктор Клейн.
Эбботт не узнал свой собственный голос, и не удивительно — пластикация голосовых связок… Он протянул руку, и доктор пожал ее. Рука Клейна казалась маленькой, и Генри старался быть осторожным, чтобы не причинить доктору боль. Никто больше не протягивал Эбботту руки. Он не знал почему. Да и доктора никто больше не звал „доктор Клейн“. Возможно, этому обращению Генри и был обязан рукопожатием, но наверняка сказать нельзя, и Эбботт придавал этой тайне немалое значение.
— Вы не ели вашу овсянку, — заметил доктор.
Наблюдательный, он замечал многое из того, что
недоступно другим, но, конечно, далеко не все. Эбботт видел то, чего не видел доктор. И согласно правилу VICE-VERSA[1], несомненно, могло получиться и наоборот. Это был секрет Эбботта и доктора Клейна, и когда доктор оставлял без внимания очевидные вещи, Генри поправлял его; принимал суждение Эбботта, и, разумеется, Эбботт с пониманием относился к мнению Клейна. Подобная взаимность шла только на пользу.
— Вы правы, — подтвердил Эбботт. — В ней полным-полно толченого стекла.
Доктор поднял на него озабоченный взгляд; Эбботт кивнул, подтверждая свои слова. Тогда Клейн пододвинул к нему свою миску.
— Моя овсянка хороша, — сказал он. — Возьмите.
Эбботт замялся:
— Вы голодны, я не могу…
— Вы крупный мужчина, — сказал доктор. — И тяжело работаете. Вам нужно больше пищи, чем мне.
Эбботт кивнул. Логика доктора, как всегда, была железной. Эбботт придвинул к себе миску с застывшей кашей и принялся есть. За едой он, не поворачивая головы, непрерывно обводил столовую взглядом. На минуту он задумался, не сказать ли доктору о пластмассе, впрыснутой в его, Эбботта, лицо, но затем решил, что Клейн встревожится — такой уж он человек, — а им еще предстояло обсудить много важных вещей. Опустив ложку и прикрыв губы ладонью, Генри сказал уголком рта:
— Не смотрите на меня. Мне нужно кое-что вам сообщить.
Доктор сосредоточился на своей яичнице:
— Слушаю вас.
— У меня предчувствие. Озарение. — И Эбботт проглотил полную ложку овсянки.
— Озарение? — повторил доктор.
Эбботт кивнул:
— Кое-кому предстоит вскорости умереть.
Доктор, не поднимая головы, кивнул и спросил:
— Вам?
— Они бы и рады, да я им не по зубам, — ответил Эбботт. — Вчера они добавили эпоксидку в мой укол, чтобы заставить меня замолчать. Сегодня вот — толченое стекло. — Он умолк, пока мимо их столика проходили заключенные Бьялменн и Кроуфорд, а затем рискнул взглянуть доктору в глаза. — Это ведь абсолютно очевидно, не так ли?
Доктор кивнул:
— Тогда в кого же направлен удар?
— Еще не знаю, но на всякий случай советую вам держаться подальше от Нева Эгри и его людей.
— Думаю, это хороший совет, — согласился доктор.
Эбботт засомневался, достаточно ли хорошо доктор осознает нависшую опасность. Да и как обойтись без помощи Слова? Эбботт решил быть бдительным за двоих. Овсянка тем временем была прикончена, и Генри отхлебнул уже остывший кофе.
— Советую вам, — продолжал он, — посидеть пока в своей камере. Для полной страховки избегайте всяческих контактов. — Генри понизил голос: — Особенно с цветными парнями.
— Но я должен идти в лазарет, — возразил доктор.
Ну конечно. Это Эбботт прекрасно понимал. Доктор там нужен.
— И, кроме того, меня вызвал к себе начальник тюрьмы Хоббс.
— Будьте осторожны, — предупредил Эбботт. — Начальник Хоббс — опасный человек.
Доктор встал из-за стола и, положив руку Эбботту на плечо, крепко сжал его. Генри почувствовал, что пластмасса, залившая изнутри его лицо, на мгновение размякла.
— Вы тоже будьте осторожны, — сказал Клейн.
Эбботт поднял на него глаза, ощущая, как чувство размягчения разливается по его телу. Глаза доктора были светло-голубого цвета; в пронзительно-черных зрачках горел опустошающий огонь.
— Если вы захотите мне что-нибудь сообщить, — продолжил Клейн, — или если вас что-то обеспокоит, прошу вас сразу найти меня и поделиться. Ладно, Генри?
Эбботт пошевелил челюстями: пластик уже почти не ощущался.
— Конечно, я понимаю.
Доктор сжал плечо Генри еще раз и ушел. Глядя ему вслед, Эбботт перехватил взгляд Нева Эгри, сидевшего за одним столом с Кроуфордом и Бьялменном. Ну, ясное дело, здесь что-то не так. Эгри вообще удостаивал столовую своим посещением только в сопровождении своих „лейтенантов“ — убийц типа Тони Шокнера. А Кроуфорд и Бьялменн были краткосрочниками, растратчиками — в общем, пустым местом. Один только факт, что сам Эгри сидит рядом с ними, побуждал их намочить портки, и они едва могли донести до рта пластиковые ложки. А Нев Эгри, откинувшись, улыбался так, будто был их закадычным приятелем.