Клейн больше не присутствовал ни на чьих похоронах, сделав исключение только для Винни Лопеса. Здесь Рей был по-настоящему почетным гостем и провел всю ночь за расставленными на обшарпанной задней улочке Сан-Антохи столами. Немало слез было пролито здесь, и немало гордо выпячено грудей во время рассказа о том, как Винни спас в страшной битве доктора Клейна и как Винсент Родриго Гарсия Лопес отдал свою молодую жизнь за товарищей, умерев так, как подобает мужчине.
Сам Клейн после бунта провел десять дней в охраняемой палате больницы, залечивая жуткий нарыв на левой ноге, — микробы „Зеленой Речки“ его наконец достали. В одной с ним палате лежал оставшийся таким же ябедой Сонни Уэйр, чья ампутированная левая рука послужила. запалом ко всему бунту. На соседней оклемывался после ремонта черепа и восстановления коленного сустава не кто иной, как Кольт Грили. Кольт посчитал себя должником Клейна, поскольку, если бы тот не проломил ему череп, не сломал ногу и не затащил в сортир блока „В“, Стоукли Джонсон наверняка повесил бы Грили вместе с другими отрезавшими голову у мертвого негра. После долгих уговоров Клейн позволил Грили с помощью стерильной иглы и шприца сделать на его левом плече татуировку. Кольт изобразил темную башню, рассекаемую молнией, а под картинкой полукругом расположил надпись: „VIRESCIT VULNERE VIRTUS“. Несмотря на первоначальный ужас, в который привела Девлин работа Грили, при дальнейшем рассмотрении девушка обнаружила, что это произведение искусства еще более усиливает ее желание заполучить Клейна к себе и затрахать до смерти. Сам Клейн считает, что татуировка — основное доказательство его хладнокровия, и никогда не устает напоминать Девлин, что это подлинное произведение тюремного искусства и — по крайней мере, теоретически — последняя татуировка, сделанная в государственном исправительном учреждении „Зеленая Речка“.
Итак, Рей Клейн и Джульетта Девлин остались вместе, и даже в минуты дурного настроения Клейн вынужден признать, что это здорово. Хотя формально и существовала возможность снова получить лицензию врача, Клейн давно перестал мечтать об этом, впрочем, иногда он фантазирует: неплохо бы собрать свои инструменты и махнуть куда-нибудь в зону военных действий. Как только Девлин переехала в Чикаго, Клейн, не долго думая, собрался и отправился за ней; здесь благодаря своему знанию боевых искусств и уголовному прошлому он быстро нашел работу вышибалы в джаз-клубе. К его удивлению, ночная жизнь пришлась ему по душе; свежеиспеченный миллионер Хэнк Кроуфорд подвернулся как нельзя более кстати и одолжил Клейну незначительную сумму для приобретения небольшого бара с оркестровой площадкой. Кроуфорду пришлась по вкусу должность одноногого партнера, и он с большим удовольствием время от времени наведывается в их с Клейном бар, каждый раз, подобно новоявленному Аль Капоне, обнимая парочку высоких техасских красоток. Клейн назвал свое заведение „Девять градусов ниже нуля“, и его репутация в Уинди-Сити продолжает расти. Иногда к нему забредает кто-нибудь из странствующих участников бунта, сидит с Клейном в неурочные часы, курит его „Кэмел“ и воскрешает призраки прошлого. Один из них, Альберт Майрс, ослепший на левый глаз, так и остался работать в „Девятке“ барменом.
Раз уж зашел разговор о призраках, то сама тюрьма давно заброшена и опломбирована; она не используется ни по прямому ее назначению, ни в каких-либо других целях. Она по-прежнему стоит в низине Грин-Ривер и, насколько всем известно, служит пристанищем разве что крысам да нескольким семействам гнездящихся птиц. Это мнение разделяют все — за исключением Рея Клейна.
Каждый раз, когда на душе Клейна тяжело и настроение, навеянное блюзами, не проходит, он садится за руль и едет далеко на юг, где в одиночестве бродит ночью вдоль вросших от старости глубоко в землю высоких каменных стен. А когда с залива дует теплый ветер, заставляя пустые сторожевые вышки стонать, в этом стоне ему слышится голос Слова. И Генри Эбботта. Дело в том, что Клейн верит, и никто не в силах его переубедить, что Человек и его Бог по-прежнему рука об руку ходят пустыми переходами, меряя шагами вселенную, которую выбрали своим домом. И сидя под мерцающими звездами, прислонившись спиной к прутьям зарешеченных ворот, Клейн зачарованно прислушивается к тому, как Слово зовет Генри из темноты и рассказывает ему снова и снова о делах минувших дней, о страдавшей и не имеющей подобных расе, которая сражалась и умирала в „Зеленой Речке“.