Временами Эгри казалось, что гнев вот-вот разорвет его изнутри, разнеся при этом в клочья и весь мир. Сколько сил Нев уже истратил, чтобы сдержать свою ярость, какая невероятная сила воли требовалась, чтобы день за днем, час за часом удерживать хрупкую крышку котла, под которой бурлила ненависть… Кто-нибудь послабее уже сломался бы, но не на того напали, и Нев Эгри гордился этим. Эгри не знал источника гнева, но как бы велик он ни был, вся его мощь представляла собой лишь крошечную щепотку той ненасытной злобы, что была „Зеленой Речкой“.
Фентон стащил с головы свой поварский колпак и, вытерев им свою физиономию, в него же и высморкался. Натягивая колпак обратно, он увидел идущего к нему Эгри и окаменел: положение Фентона позволяло ему при случае выказывать свою преданность, и он был одним из тех немногих черномазых, до разговора с которыми Эгри вообще снисходил. Расплывшись в ухмылке типа „вы только посмотрите, с кем приходится работать“, Фентон сверкнул золотыми зубами и кивнул в сторону мексиканцев:
— О, мистер Эгри… Боже мой, эти кретины по большей части настолько тупы, что даже не знают английского.
Эгри не остановился, и Фентон заторопился следом. Не глядя на повара, Нев спросил:
— Ничего, главное — чтобы они знали свое место. Понимаешь, о чем я, кашевар?
— Конечно, мистер Эгри, сэр.
— Ты приготовишь мне сегодня что-нибудь вкусненькое, повар?
— Телячьи котлеты.
— Ладно, прикажи отнести мне в камеру. И полей этим голландским соусом, что научился делать в Новом Орлеане.
Не секрет, что с уходом Эгри Фентон станет крыть его на чем свет стоит и, возможно, даже высморкается в голландский соус. Но пока повар исправно кивал и улыбался во весь рот. Экая мерзость… Эгри передернуло, и Фентон исчез среди печей. Эгри и Шокнер через заднюю дверь кухни попали на верхнюю площадку узкой лестницы, тускло подсвеченной снизу. Вместе со светом доносились грохот, постукивание механизмов и тонкое шипение пара. Посреди лестничного пролета у стенки покуривали два тяжеловеса — Эткинс и Сприггс. Взглянув вверх и увидев спускавшегося Эгри, они бросили сигареты и раздавили их подошвами. Тяжеловесы были настоящими зэками; за ними не числилось ничего изощреннее вооруженных ограблений, отягощенных убийством легавых, однако этого хватило для того, чтобы оказаться в блоке „А“ в компании с Ларри Дюбуа. И Эткинс, и Сприггс удостоились крепкого рукопожатия и приветствия по имени.
— Вы уже видели Стоукли Джонсона? — спросил Эгри.
— Это Нигера, что ли? — озадаченно спросил Сприггс. — Дык он взаперти!
— Ага, но его должен был привести Перкинс. — Краем глаза Эгри заметил, что Шокнер смутился. — Я думал, они уже здесь.
— А какого хрена ему здесь надо?
— Сейчас, пока Уилсон в карцере, наступило время убедить Джонсона в том, что королем черномазых должен стать он. Уилсон не дурак, а Джонсон — полный козел, и мы сможем заставить его скакать перед нами на задних лапках и выполнять наши приказания, даже если он понятия иметь не будет, зачем это нужно. Правильно я рассуждаю?
Сприггсу оставалось только согласно кивнуть. Эгри сжал руку амбала: трицепс был крепок, как камень.
— Позже заскочи ко мне в блок „D“ — хряпнем по стаканчику „Старого Дедушки“, ладно?
С этими словами Эгри пошел вниз. На нижней площадке лестницы он миновал пару тяжелых дверей из полупрозрачной пластмассы и оказался в тюремной прачечной.
В ярко освещенной прачечной стоял такой же тяжкой жар, как и на кухне. Суета подле стиральных машин, катков и паровых прессов также являлась уделом презренных латиносов и узкоглазых. В конце прачечной виднелась еще одна дверь, ведущая на склад чистого белья. Эгри сквозь струи пара направился туда. У двери торчали еще два неуклюжих зэка в засаленных футболках; на той, что изношенней, было написано „NUKE BAGHDAD“, на другой — „СОЖРИ ПОБЛЯДУШКУ“. Владельцы футболок подались в стороны, чтобы дать Эгри пройти, и молча кивнули. Не удостоив их ответа, Эгри проследовал мимо. Это были Хорэс и Бубба Толсоны, люди из банды Гектора Грауэрхольца, — одинаковые мускулы, бороды, татуировки и по три серьги в каждом ухе. Братья Толсоны, бывшие члены банды, Ангелы Ада“, оказались за решеткой за то, что, нажравшись таблеток из сока кактуса пейотль и „Олд Кроу“, участвовали в групповом изнасиловании двенадцатилетней девочки. Вдоволь поизмывавшись над девчоночьим тельцем, они напоследок проехались на своих „харлеях“ прямо по голове ребенка. Приехавшие полицейские застали Хорэса Толсона сидящим на корточках и выковыривающим спичкой из протекторов мотоцикла остатки мозга девочки. Толсоны были дерьмом, и таких тварей Эгри в своей команде не держал: его парни убивали мужиков, а не детей. Но сегодня Неву пригодился и этот мусор — во время войны союзников не выбирают.
Остановившись в дверях прачечной, Эгри кивнул Шокнеру и дальше пошел один.
Большая и жаркая комната хорошо проветривалась. Пахло здесь, наверное, лучше, чем в любом другом месте „Зеленой Речки“. По сторонам центрального прохода от пола до потолка громоздились сложенные на поддоны или на полки стопки выстиранного белья. С потолка рядком свисали пять голых ламп, горела только самая дальняя. Это придавало комнате вид склепа. Под светившей лампой лицом к вошедшему Эгри выстроились Гектор Грауэрхольц, Деннис Терри и Ларри Дюбуа. Стоукли Джонсона среди них не было, да Эгри его и не ждал — он просто хотел залучить Сприггса на свою сторону, если Дюбуа заартачится.
— Я опоздал, — сказал Эгри. — Прошу прощения. — И подошел поближе.
От группы отделился Деннис Терри с протянутой для рукопожатия рукой.
— Нев.
Эгри пожал его руку.
— Деннис. Как делишки?
Терри, седоватый человек лет сорока с лишним, встревоженно пожал плечами и улыбнулся в ответ. В отличие от остальных присутствующих, он не был главарем банды: он сидел уже двадцать восьмой год за то, что задушил свою невесту, школьную учительницу из Уичита-Фоллс. Терри убедил себя, что несчастная вовсю изменяла ему с поваром-португальцем по имени Эл. Во время следствия не обнаружилось никаких доказательств существования этого Эла, не говоря уже о его связи с невестой Денниса, и судья, друг семьи убитой девушки, вломил Терри девяносто девять лет тюрьмы. В наши дни, если бы Терри вообще посадили, то дали бы не больше четырех. Вся эта история выглядела достаточно печально, да и сам Терри был человеком печальным. Худой и приветливый, он чувствовал себя неуютно среди этих насильников. Эгри понимал, что ожидание рядом с тремя психопатами нервировало Денниса. И тем не менее, несмотря на свой мирный нрав, Терри считайся в „Зеленой Речке“ ключевой фигурой, да и довольно богатым человеком — он контролировал ремонтную службу.
Такое огромное старое здание требовало постоянного ухода, ремонта, замены электрооборудования. Благодаря своему каторжному труду и хитрой политике, Терри удерживал, унаследовав в более цивилизованные времена от своего предшественника, скончавшегося с тюрьме от удара, позицию в течение уже двадцати лет. Здесь все покупалось и продавалось — работа, услуги адвоката, зубная паста, приличное место в кино, право покачаться на площадке и даже место в камере. В ремонтной службе была уйма квалифицированных рабочих мест, каждое из которых выставлялось на продажу. К тому же открывались широкие перспективы заработать на другом, начиная с контрабанды, бартерных сделок на черном рынке, поставок предметов роскоши и кончая внеочередным ремонтом или помощью в обустройстве. Заправлять всем этим было ниже достоинства главарей-пожизненников, и они с удовольствием сваливали все заботы на Терри, гарантируя ему своим авторитетом безопасность и урывая немалую долю его прибыли. Терри, в свою очередь, никогда никому не перечил и вследствие этого наслаждался таким комфортом, какой большинству главарей и не снился. У Терри для того дела, которое наметил Эгри, кишка была тонка, но Нев пригласил его в соответствии с этикетом: его делом было нервно сглатывать слюну и соглашаться со всем, что прикажут.
Потом Эгри пожал руку Гектору Грауэрхольцу, глядя прямо в его похожие на блестящие пуговицы глаза, абсолютно лишенные каких-либо эмоций. Грауэрхольц был худощавым, невысоким, задиристым и даже по меркам Эгри опасно ненормальным. Ему было всего двадцать четыре года и остаток жизни предстояло провести в тюрьме за невероятное количество полностью доказанных убийств: восемнадцать на воле и три в тюрьме. Разрешая некий конфликт с торговцами наркотиками, он забросал зажигательными бомбами фабрику по производству „крэка“ и, находясь снаружи с „узи“ наперевес, расстреливал на месте всякого, кто пытался спастись от огня. Фабрика располагалась на первом этаже жилого дома в районе „Дип Элем“, и среди погибших оказались семеро спящих детей и три женщины. Несмотря на то что все жертвы имели темный цвет кожи, присяжных настолько поразила вопиющая неспособность подсудимого испытывать что-либо, хоть отдаленно напоминающее муки совести, что они единодушно закатали ему две тысячи двадцать пять лет. Такой срок являлся предметом гордости Грауэрхольца.