У Грауэрхольца было открытое, младенчески невинное лицо; волосы он стриг очень коротко и, по мнению Эгри, выглядел как молодой монах, готовящийся принять постриг. В „Речке“ Гектор сплотил разное хулиганье, „Ангелов Ада“, наркоманов, панков и прочих подонков из зэков помоложе в небольшую, но серьезную группу, специализирующуюся на наркоте и мордобое. За ангельским личиком Грауэрхольца скрывалась неукротимая жажда разрушения, которая — если Грауэрхольцу не предоставляли отдушины — могла спровоцировать беспощадное кровопролитие. Эгри предоставлял Гектору такую отдушину, равно как и уважение и власть, дабы Грауэрхольц смирился с потерей свободы. Грауэрхольц был ребенком, способным уничтожить весь мир лишь для того, чтобы посмотреть на искорки, которые при этом полетят. Но помощь он мог оказать существенную. Эгри задержал его руку на секунду дольше.
— Я слыхал, Нев, что мы вроде как собираемся спеть что-то типа „Уанг-Данг Дудль“, — сказал Грауэрхольц.
— На всю ночь, — ответил Эгри.
Лицо Грауэрхольца расплылось в приятнейшей улыбке.
— Будем развлекаться так долго, насколько у твоих ребят силенок хватит, — добавил Эгри.
— Шутишь, кореш?
Эгри ухмыльнулся. Грауэрхольц втянул щеки, пискнул сквозь губы и шагнул назад.
Но ни Грауэрхольц, ни Терри не были главной заботой Эгри. Его беспокоил Ларри Дюбуа. Эгри пожал мягкую, влажную руку Ларри.
— Ларри, — произнес он.
— Ты уверен, что выбрал подходящее время для заварухи, Нев? — спросил тот.
Эгри попытался поймать взгляд Дюбуа, но так и не смог. Ларри был весьма тучен — весом этак килограммов сто пятьдесят — и имел привычку смотреть куда-то поверх головы собеседника, опуская глаза только в самый последний момент.
— Уилсон в больнице, — сказал Эгри, — а черномазые в блоке „В“ стоят раком, варясь в собственном поту уже две недели. Никогда не будет более удобной ситуации. — Он помолчал. — А что?
Дюбуа приподнял и опустил брови.
— Я просто хочу убедиться, что это… — он наконец опустил глаза, встретившись с Эгри взглядом, — не личное дело.
Эгри почувствовал, как внутри словно заструилась ледяная вода. Сальный, похотливый и хитрый Дюбуа в своей камере в блоке „А“ держал двух жен — пуэрториканцев. Поговаривали — но только шепотом и только когда Ларри не было рядом, — что тот время от времени развлекался, давая Синди, той из своих жен, что посветлее, трахать себя в задницу, пока другая, по имени Паула, втирала в его гениталии тухлый куриный жир. Это уже считалось опасным приближением к педерастии, считавшейся по нормам тюремной морали недопустимым извращением, но у Ларри хватало власти, чтобы стоять над законом. В прежние времена — до появления в „Зеленой Речке“ Эгри — Дюбуа слыл здесь самым грозным убийцей. А до того он сделал карьеру от сявки до босса, контролирующего порнобизнес и перевоз наркотиков между Хуаресом и Эль-Пасо. Их с Эгри борьба за власть осталась далеко позади, сменившись взаимовыгодным мирным сосуществованием. Но Неву то и дело в голову приходила мысль, не проверить ли брюхо Дюбуа на прочность. А сейчас оскорбительный смысл его, Дюбуа, намека на „личные обстоятельства“ не оставлял сомнений. В груди Эгри запылал зловещий огонь, и он с трудом сдерживался, чтобы не выпотрошить жирного козла на месте. Ничего, как-нибудь в ближайшее время он аккуратно вырежет Синди ее петушок и подаст Дюбуа на тарелочке, обложив куриными крылышками… Эгри с усилием подавил ярость и дружелюбно спросил:
— Полагаешь, чтобы вернуть Клодину, мне нужна посторонняя помощь?
Дюбуа отвел глаза:
— Я просто думаю о людях, Нев: кое-что их касается, а кое-что — нет.
Эгри почувствовал, как злоба раздирает его изнутри; ее подхлестывало и действие героина. Жирный ублюдок в присутствии Грауэрхольца и Терри посмел утверждать, что он, Нев Эгри, не в состоянии удержать свою собственную паршивую жену! Краем глаза Эгри заметил, что Грауэрхольц следит за их с Дюбуа пикировкой с блестящими глазками, и, насилуя вопящие о кровавой мести клетки своего мозга, попробовал еще раз.
— Мы с этим сталкивались и раньше, Ларри, — сказал он. — Нигеры слишком много о себе возомнили. А сколько их сейчас? Сорок процентов? Пятьдесят? Да если они не испытают силу нашего стального кулака прямо сейчас… — Эгри выдержал драматическую паузу, — …через пять лет мы будем драить им сортиры и мыть полы вместе с латиносами.
— Мне почаще приходилось иметь с ними дело, — ответил Дюбуа. — Черные — это хороший рынок сбыта. Анаша, героин, кокаин, „крэк“… Надо просто понять их психологию. У них не хватит мозгов, чтобы самим заправлять делами. Взгляни на округ Колумбия, Атланту или там Детройт: эти недоделки не в состоянии управлять даже своими городами. В этой тюряге поначалу было всего десять белых, и знаешь, кто здесь всем заправлял? — Дюбуа ткнул себя пальцем в грудь и покачал головой. — Отнюдь не черномазые, кореш. И ты об этом знаешь.
— Мы долго готовились, — настаивал Эгри. — Можем начать сейчас…
— Извини, Невилль.
Глаза Эгри внезапно застлало красной пеленой: лишь Клодине, да и то только в самые интимные минуты, позволялось называть его полным именем. К тому же Дюбуа произнес его имя так, что оно рифмовалось, например, с именем „Люсиль“, то есть позволил себе гнусный намек на то, что он, Нев Эгри, гомосек… Остальные слова Дюбуа доносились до Эгри будто издалека.
— …Не вижу причин поддерживать тебя в этом деле, — продолжал толстяк. — Это не в моих интересах.
Значит, открытая война. Несомненно, она планировалась уже давно. Жирный прыщ решил высмеять Эгри, рассчитывая, что тот без него не обойдется. На лице Эгри появилось такое выражение, что Грауэрхольц на шаг отошел назад, а Деннис Терри — на два. Дюбуа остался на месте, но левый глаз его нервно задергался. Эгри наклонился к нему.
— Знаешь, что мешает тебе жить, Ларри? — зловеще спросил Эгри и, помолчав, сам же ответил: — У тебя на брюхе болтается слишком много вонючего сала.
— Полегче, Нев, — внезапно побледнел Дюбуа и перенес вес тела на пятки.
Эгри взглянул на Грауэрхольца:
— Что скажешь, Гек?
Лицо подонка сияло ярче обычного. Переведя взгляд с Дюбуа на Эгри, он ответил:
— Скажу, что нигеров пора поставить на место.
— Так тому и быть, — сказал Эгри и ткнул растопыренными пальцами левой руки в глаза Дюбуа.
Ларри отреагировал неплохо, хотя он уже не был таким шустрым, как в борделях Хуареса. Ногти Эгри скользнули по его векам: Нев собирался вырвать противнику глаза, но толстяк грациозно отскочил назад, оттолкнув нападавшего левой рукой и одновременно запустив правую себе под рубашку. У Эгри в руке блеснуло лезвие опасной бритвы. Дюбуа, смахнув слезы с глаз, отступил дальше, выдергивая из-за пояса короткоствольный револьвер.
— Ну, жирный педрила!..
Резко взмахнув бритвой, Эгри распахал живот Дюбуа от левого бедра до правого.
Над поясом Ларри бесстыдно раскрылись, выворачиваясь наружу и набухая кровью, две огромные губки желтого жира. Спрятанные глубоко под салом мышцы брюшного пресса не пострадали. Дюбуа взревел и качнулся в сторону, пытаясь найти цель стволом револьвера и зажимая левой рукой зияющую рану на животе.
Эгри подскочил к толстяку слева и сбил его с ног подсечкой.
С громким паническим блеянием Дюбуа грохнулся лицом вниз, прижав своей тушей левую руку. В ту же секунду Эгри прижал его правую руку к полу и, уткнув колено в сальный затылок поверженного врага, перенес на него всю тяжесть своего тела. Затем чиркнул бритвой по сгибу правого локтя Дюбуа, перерезав сухожилия и артерию. Дюбуа взвыл и забарахтался, пытаясь оторвать голову от пола. Эгри навалился еще сильнее и засунул лезвие бритвы прямо под лоснящиеся брыла Ларри. При каждом новом крике изо рта и ноздрей толстяка стали вылетать брызги крови; он забился еще отчаяннее. Голова заскользила по окровавленному полу. Эгри погрузил бритву еще глубже, почти по самую рукоятку, отыскивая в истерзанной шее сонную артерию. Когда голова Дюбуа выскользнула наконец из-под колена Эгри и Ларри попытался встать, Нев нашарил лезвием то, что искал, и поднялся на ноги.