— Конечно, — согласился Клод, борясь с комом в горле.
Клейн встал из-за стола:
— Когда выйдешь, встретимся.
Клод тоже поднялся на ноги:
— Можете не сомневаться, приятель.
— Ну, пора. — Клейн протянул руку, и Клод пожал ее еще раз. Клейн улыбнулся.
И тут от задних ворот, ведущих в столовую, донесся вопль: дикий, прерывистый вопль, пронзивший Клода своей самой высокой нотой, перейдя в отчаянное, захлебывающееся всхлипывание.
Клейн повернул голову: улыбка на его лице растаяла, уступив место неприкрытому ужасу. Клод посмотрел в направлении его взгляда.
— Пропустите раненого человека!
В центральном проходе, полушагая, полуобмякнув на руках двух обхвативших его человек, показался Сонни Уэйр из блока „A“ — мелкий воришка-краткосрочник, грешивший, по слухам, доносами. Правой рукой он баюкал пенек вместо левой, отрезанной пятнадцатью сантиметрами ниже локтя. Весь залитый кровью, с лицом, искаженным болью и страхом. Рот причудливо кривился, втягивая воздух для очередного вопля.
— Пропустите раненого человека! — снова взвыл Бубба Толсон, борода которого была густо припудрена цементной пылью; массивной татуированной ручищей он придерживал Уэйра за талию. С другой стороны раненого шел Гектор Грауэрхольц — психопат из психопатов.
Волной по столовой прокатились выкрики и матерщина; обитатели блока „B“ повскакивали с мест, чтобы лучше видеть происходящее. Кровавая процессия направлялась прямо к столику Клода. Клейн шагнул вперед, — видимо, чтобы оказать помощь истекавшему кровью. Стоукли тоже вскочил на ноги и с подозрением напряженно следил за пришельцами. Кошмарное зрелище приковало всеобщее внимание.
Клода затошнило, и он отвернулся.
И тут краем глаза он заметил у раздаточной стойки массивную приземистую фигуру, скользнувшую молча и грозно в сторону Стоукли Джонсона.
Это был Нев Эгри.
Внутренности Клода обратились в липкую грязь; он открыл было рот, но парализованное горло не издало ни звука.
Слева от него Грауэрхольц и Толсон неожиданно вздернули тело Уэйра в воздух и швырнули навстречу Клейну. Прежде чем доктор успел подхватить Сонни, тот упал, разбрызгивая кровь, и с маху ударился лицом о спинку пластмассового стула.
Нев Эгри находился уже в пяти шагах за спиной Стоукли; глаза его сияли. А Стоукли, стиснув кулаки в боевой стойке, сосредоточил все свое внимание на Буббе Толсоне, который топал к нему, угрожающе вопя что-то про нигеров.
В задней части столовой раздался тупой удар взрыва, и оттуда рванулся упругий фонтан огня затем еще один.
Помещение наполнилось криками ужаса. Заключенные рвались из-за столов, опрокидывая подносы с едой и натыкаясь друг на друга.
Стоукли двинул Буббу Толсона ногой в брюхо и отскочил назад, чтобы восстановить равновесие. Эгри, с отсвечивающим злобой лицом, приблизился к нему вплотную; рука Нева приподнялась; блеснуло лезвие, готовое вонзиться в лицо Джонсона, все еще не замечавшего смертельной опасности.
Но тут у Клода наконец прорезался голос:
— Стоук!..
Едва Джонсон повернулся лицом к Эгри, как Гектор Грауэрхольц поднял револьвер и выстрелил ему прямо в лицо. Стоукли развернулся и упал, забрызгав лицо Клода своей кровью.
Клейн налетел на Грауэрхольца и стал выкручивать из его рук оружие.
Майрс с воплем откатился в сторону после того, как Бубба Толсон на ходу плеснул ему в глаза растворителем.
Снова зазвенело, разбиваясь, стекло и забухали взрывы — один, другой… „Коктейль Молотова“. Насмерть перепуганные люди рвались к выходу, толкаясь в дверях. Шум и клочья дыма неслись мимо Клода, приросшего к месту и уставившегося на видение своих кошмаров: Нева Эгри…
Внезапно он понял, что все это — абсолютно все! — затевалось из-за него. Нев Эгри пришел вернуть свою женщину обратно…
Затем с головой Клода что-то случилось, и он уже плохо реагировал на происходящее: безо всяких эмоций он следил, как Эгри поднял ногу и безжалостно наступил на окровавленную голову Джонсона. Словно при замедленной киносъемке, Клод почувствовал, как его куда-то тащат, пропускают руку под мышкой слева и зажимают шею в полунельсоне. Он не мог сопротивляться; руки и ноги стали ватными. Клод ощутил у шеи лезвие бритвы Эгри, и у самого уха раздался его голос:
— Клейн!
Клейн мертвой хваткой зажал левой рукой шею Грауэрхольца, правой выкручивая ему руку, сжимавшую револьвер. Услышав Эгри, он замер и оторвал взгляд от посиневшей рожи Гектора.
— Отпусти малыша, — приказал Эгри. — Он мне еще пригодится.
Клейн бросил взгляд на Клода и сжал шею Грауэрхольца еще сильнее.
— Дурак, ты мне тоже нужен. — Эгри затряс Клода, как тряпичную куклу. — И эта сука тоже. Но если мне придется обойтись без вас, я обойдусь.
— Мне очень не хочется говорить это, Эгри, — сказал Клейн, скрипя зубами и стараясь обуздать свою ярость. — Но ты только что попал в мой личный список самых распоследних кретинов.
С этими словами доктор выпустил шею Грауэрхольца и обеими руками быстро выкрутил у него револьвер. Психопат, хрипя и кашляя, упал на четвереньки. Клейн поднял оружие и, держа его наготове у бедра, посмотрел на Эгри. Клод почувствовал, что лезвие исчезло. В следующее мгновение его с силой толкнули в спину, и он, споткнувшись, чуть не упал на Клейна. Тот удивительно легко увернулся, уступив Клоду место.
— Отведи ее обратно в блок „D“, Клейн, — приказал Эгри.
Доктор не пошевелился.
Эгри ухмыльнулся:
— Док, пойми, пока не поздно: это тотальная война. Мы против всех остальных. И тебе придется выбрать, с кем ты.
Клейн взглянул ему в глаза и понял, что Эгри не шутит. Лицо доктора снова стало холодным и отрешенным. Шагнув к Туссену, он взял его за руку. Клод стоял, по-прежнему ошеломленный хаосом, в центре которого он оказался.
— Пошли, — со спокойной настойчивостью сказал ему на ухо Клейн.
Снизу донесся кашель и сдавленное: „Я хочу…“, и опять кашель.
Грауэрхольц с трудом оторвался от пола и встал на колени:
— Нев, я хочу свою пушку назад…
— Ты потерял ее, мудак! — вызверился на него Эгри. — Я же говорил тебе, что Джонсон — мой. Мой! А теперь подбери сопли и иди работай.
Грауэрхольц неуверенно поднялся на ноги, глядя на Клейна со звериной ненавистью; доктор прямо от бедра прицелился психу в грудь.
— Я хочу кое-что сказать тебе, Эгри, прежде чем твой Гектор подберет сопли.
Белые губы Клейна тряслись от ярости. Клод никогда раньше не видел его таким. Даже Эгри невольно отступил. А Клейн, уверенно направляя дуло револьвера на Гектора Грауэрхольца, не сводил глаз с Эгри.
— Если будет нужно, я пристрелю этого маленького поганца. Если понадобится, я застрелю и тебя. И буду убивать всех, кто встанет у меня на пути, потому что, должен тебе сказать, вы обгадили мою малину по большому счету.
Секунду-другую Клоду казалось, что Клейн пристрелит Грауэрхольца на месте. Эгри примирительно вытянул руку.
— Эй, Клейн, расслабься! — сказал он. — Что тебе до этой банды нигеров?
— Завтра я должен был выйти на свободу, — ответил Клейн, поворачивая ствол револьвера в сторону Эгри и явно уже плохо владея собой.
Эгри, будучи и сам специалистом по утрате контроля над собой, легко распознавал подобное состояние у других.
— Да откуда я знал о твоем паршивом освобождении? — спросил он.
— Я и сам узнал об этом только сегодня, педрила!
Если Клод слышал раньше, чтобы Эгри оправдывался, а его при этом безнаказанно называли „педрилой“, то припомнить этого он не мог. Но здесь, в нереальной обстановке, среди дыма и крови, эта сцена казалась вполне натуральной.
— Да ладно, Клейн, всем нам иногда не везет, — произнес Эгри.
Клейн опустил глаза на зажатый в руке револьвер; его плечи слегка опустились, и он глубоко вздохнул.
— И все же держитесь от меня подальше, — повторил он.
Столовая заполнилась черным жирным дымом, и вскоре сработала противопожарная сигнализация. В четырех местах на полу полыхали костры разлитого бензина. Чернокожие заключенные, в панике выскочившие в центральный атриум, оставили Клейна, Эгри и Туссена одних. Но тут же из дальнего конца столовой донесся новый всплеск суматохи.