— Клейн…
Доктор шагнул к ней: пережитый им только что подъем моментально улетучился. Клодина ввалилась в камеру и повисла на шее Клейна.
— Что стряслось? — спросил Клейн, снимая с шеи руки Клодины и стараясь заглянуть ей в лицо.
Клодина в отчаянии уткнулась ему в плечо:
— Это я во всем виновата…
— Успокойся, — произнес Клейн. — И расскажи, что случилось.
Клодина покусывая губы сказала:
— Нев послал Грауэрхольца в лазарет. По-моему, он хочет, чтобы всех перебили…
Смысл сказанного не сразу дошел до Клейна.
— Кого это „всех“? — переспросил он.
— Всех! — всхлипнула Клодина. — Коули, Уилсона… Больных СПИДом тоже.
Где-то в самом дальнем закоулке, в самой темной части души Клейна послышался треск пут, врезающихся в божественную плоть.
— Зачем? — ледяным тоном осведомился Клейн.
Клодина зябко поежилась:
— Мне больно!
Клейн сжал руки еще сильнее и встряхнул свою жертву.
— Отвечай, зачем? Смотри на меня!
— Не знаю, — сказала Клодина и, посмотрев на Клейна, снова уткнулась ему в плечо.
Клейн, обняв за плечи, взглянул на Эбботта, пустые серые глаза которого не отрываясь следили за происходящим. Примерить шкуру сумасшедшего… Доктор взял Клодину за подбородок и поднял ее голову.
— Ладно, — бросил он. — Отведи-ка меня к Неву Эгри.
Глава 21
Джульетта Девлин, находясь в медпункте тюремного лазарета, расстегнула ремешок часов и отложила их в сторону, стараясь не смотреть на циферблат. С тех пор как тот охранник-кореец, как там его, втолкнул Девлин в кабинет, приказав ей сидеть смирно, она только и делала, что сверялась с часами. Несомненная серьезность ситуации, о которой свидетельствовали взрывы, выстрелы и обожженные люди, переключили ее мозг на режим „маленькой заблудившейся девочки“. Веди себя примерно, пока за тобой не придет мамочка или добрый дядя полицейский не отведет тебя домой… Только вот что-то ни Галиндес, ни кореец не возвращались и не вели ее домой. Девлин решила, что оба охранника либо убиты, либо захвачены в плен. Автоматные очереди стихли уже несколько часов назад; с тех пор со стен выстрелили только четыре раза. Телефон на столе молчал, да Девлин уже и не надеялась, что он заработает. А когда она в последний раз посмотрела на часы, до нее наконец во всей своей неприглядности дошел факт, о котором она предпочла бы не вспоминать: она расписалась в книге регистрации посетителей о своем уходе.
Никто не знал, что она осталась в стенах тюрьмы.
Девлин сбросила свои часики на пол и пару раз крепко топнула каблуком сапожка: корпус затрещал, но выдержал. Только после третьего раза стекло рассыпалось в порошок, а стрелки оторвались от циферблата. Девлин сразу стало легче. Время немного ускорило свой черепаший ход. Может быть, и не особо разумный это поступок, но вариант заблудившейся девчушки себя уже не оправдывал: не реветь же в самом деле… Торчать в этой комнате становилось невыносимо. Девлин подумала о двух с половиной тысячах мужиков, запертых в гранитных стенах „Зеленой Речки“: они ведь давненько не имели дела с женщиной, не так ли?.. Положим в среднем по пять лет на каждого: значит, общее количество проведенного без общения с противоположным полом времени составит свыше десяти тысяч лет. Да, немало, а если учесть, что многие из этих оголодавших парней имеют лишнюю Y-хромосому… Девлин достала измятую пачку „Уинстона“ и порылась в ней.
В пачке осталась только одна-единственная сигарета.
Страх немедленно сменился облегчением. Отлично! Если и может случиться что-либо хуже того, чтобы попасть в самый центр тюремного бунта, так это влипнуть туда без сигарет. У Девлин появился повод перестать строить из себя потерявшуюся девочку и убираться из этой желтой комнатенки. Она сунула последнюю сигарету в рот и с независимым видом закурила.
В кабинете оказалось две двери. Одна выходила в коридор, ведущий к главному входу и палате Крокетта. Другая дверь открывалась прямо в маленькую душевую, за которой находилась аптека. Девлин подошла к этой двери и, затянувшись поглубже, отворила ее.
Крошечная душевая была выложена бледно-зеленой плиткой, цвет которой, казалось, усиливал висевший здесь легкий запашок плесени. Над привинченным к стене умывальником виднелось более яркое пятно правильной формы на месте висевшего когда-то зеркала. Напротив умывальника были установлены два фаянсовых душевых поддона, один из которых прикрывала обтерханная пластмассовая занавеска. Однажды в разговоре с Девлин Клейн поведал об одной из самых привлекательных сторон работы в лазарете: возможности принимать душ в одиночестве. Рубашка Девлин насквозь промокла от пота, но она не соблазнилась и прошла в аптеку.
Здесь горел свет, освещая длинный лабораторный стол с двумя встроенными раковинами. Стены занимали одни полки, забитые медицинскими принадлежностями: капельницами, ящичками с бутылочками для сбора анализов, шприцами и иглами для них; пластиковыми мешочками с физиологическим раствором и жидкостью для внутривенного вливания; бинты, тампоны, пластырь… Целая секция отводилась под таблетки: в основном антибиотики и транквилизаторы. Вращающиеся двери в противоположной стене аптеки выходили в коридор.
Над столом, склонившись и уперевшись в столешницу, стоял Эрл Коули. Голову негра прикрывало белое полотенце, но Девлин сразу узнала его неуклюжую тяжеловесную фигуру. Из-под полотенца доносились глубокие вдохи, перемежавшиеся сериями мелких запинающихся пофыркиваний.
— Госсподи!.. — вздохнул Коули под полотенцем.
Негр обмяк и перенес тяжесть тела с ладоней на локти. Судя по всему, Коули не заметил прихода Девлин, и та встревожилась, не заболел ли он.
— Коули, с вами все в порядке? — спросила она, подходя к столу.
Негр подпрыгнул от неожиданности и содрал полотенце с головы.
— Мать твою! — выдохнул он, вращая глазами. — Господи Иисусе!..
Немного расслабившись, он привалился к стене и, прижав руку к груди, перевел дыхание. Затем дотащился до раковины, отвернул кран до отказа и сунул голову под струю. Разбрызгивая воду в стороны, он невнятно матерился; Девлин разобрала только многократно повторяемое „сучка“.
Выпрямившись, Коули вытер лицо полотенцем. Рядом с ним на лабораторном столе стояла бутыль темно-коричневого стекла емкостью в полгаллона. Опустив полотенце, негр посмотрел на Девлин. Та смешалась.
— Привет, — выговорила девушка.
Коули не ответил. Девлин поднесла к губам сигарету.
— Так твою… — Коули отпрыгнул, поспешно прикрыл ладонью горлышко коричневой бутыли и, нашарив на столе пластмассовую крышку, торопливо привинтил ее.
— Эта дрянь горит как не знаю что… Ты что, взорвать нас хочешь?
Девлин разом все поняла и, пройдя к раковине, сунула окурок под струю. Затем завернула кран и швырнула мокрый чинарик в мусорную корзину.
— Эфир? — поинтересовалась она.
Коули туповато кивнул, убрал бутыль со стола в стенной шкаф и запер его на небольшой висячий замок. Затем повернулся к Девлин.
— Иногда помогает мне развеяться, — пояснил Коули. — Я не токсикоман…
— А я и не думала, — ответила Девлин.
— Я не принимаю ни валиума, ни травки, не колюсь и не нюхаю. — Негр растерянно посмотрел на девушку. — Да что там говорить, я даже не курю…
— Коули, все нормально, — успокоила та. — В прежние времена добрая половина анестезиологов страны не упускала возможности подышать эфиром.
Коули расслабился:
— Я не хотел бы, чтобы ты считала это помехой в моей работе.
Коули вывалил содержимое картонной коробки, наполовину наполненной бумажными полотенцами, прямо на пол и водрузил пустую коробку на стол.
— А какого черта ты здесь делаешь?
— Да вот сигаретку ищу, — сообщила Девлин.
— Ни хрена себе, — удивился Коули. — А что, универмаги „7-1“ закрылись на обед? Насколько я помню, я приказал Клейну от тебя отделаться…
— Он отделался, — подтвердила Девлин. — Но я вернулась.
— Какого черта?
— Я же говорила утром, что хочу вам с Клейном кое-что показать.
— Да, ты выбрала для этого самое подходящее время.