— Чего ради ты меня сюда привел? — поинтересовалась Девлин.
Коули задвинул ящик, обхватил шкаф обеими руками и отодвинул его от стены. За шкафом обнаружилась маленькая дверца безо всяких признаков замочной скважины или ручки. Задняя стенка шкафа и дверца через высверленные в них отверстия соединялись тонким стальным тросиком. Коули поддел дверь кончиком ключа и отворил ее. Внутри было темно, как в шахте. С той стороны двери находились два массивных засова. Коули оглянулся на Девлин:
— Это мой секрет. Как-то раз, лет шестьдесят тому назад, психи взбесились и убили доктора, а с ним и двух санитаров из зэков. Разорвали в клочья. После этого до начальства дошло, что кабинет находится не в том конце палаты.
— Черт, — сказала Девлин. — А я-то думала, что стану первым доктором, убитым здесь.
— Вот и на случай, если подобное повторится, прорезали эту дверь, чтобы было где укрыться. Видишь, здесь можно запереться изнутри.
Девлин засмеялась:
— Надеюсь, ты не думаешь, что я тут останусь?
— Сейчас не время шутить, докта Девлин. Грауэрхольц вернется и, скорее всего, войдет в больницу.
Девлин уже думала о Гекторе Грауэрхольце. Ей не приходилось с ним встречаться, но она внимательно изучила его дело и знала, на что он способен. Он интересовал Девлин как клинический случай, поскольку и медицинская комиссия, и суд единогласно находили его прошлое абсолютно нормальным, совершенно свободным от каких-либо признаков социопатологии. Гектор происходил из благополучной семьи „синих воротничков“, где царил дух дружелюбия. Уголовников в роду не было. Свидетельств какого-либо рода насилий над мальчиком тоже не было. Никаких травм или повреждений мозга не зафиксировано, так же как и умственных расстройств. Гектор собирался жениться на девушке, жившей по соседству, но вместо этого начал убивать людей. Его очевидные криминальные наклонности проявились неожиданно и сразу расцвели пышным цветом безо всяких на то поводов. В этом отношении Грауэрхольц являл собой живой вызов как науке, так и закону. Черт возьми, он просто не имел права быть настолько скверным! Девлин как-то испросила у Хоббса разрешение поговорить с ним, но Грауэрхольц отказался с ней встречаться. Как бы на этот раз ей не предоставилась такая возможность…
— Здесь ты будешь в полной безопасности, — продолжал Коули. — Смотри!
Он протянул руку и включил свет: внутри, под стропилами и балками крыши, лежал матрас и стояло множество картонных ящиков, поблескивая консервными банками.
— Я все здесь сделал сам, — пояснил Коули. — Лет этак пятнадцать назад. Тогда прошел слушок, что тюрьму собираются закрыть, а нас всех распихать по другим каталажкам. Ну, я и прикинул, что пересижу здесь недели три-четыре, пока все не поутихнет, а потом перелезу через стену — и привет!
— Думаешь, получилось бы?
Коули посмотрел на свое убежище:
— Докта, я двадцать три года не видел, как солнце поднимается над горизонтом. Когда-то я мог смотреть на него зимой и летом, в жару и в холод. А сейчас вокруг двадцатиметровая стена. Я не видел хлопкового поля, дерева или хотя бы травинки с тех пор, как меня сюда посадили.
Негр повернулся и взглянул на Девлин. Сердце девушки сжалось.
— Если мечтаешь о свободе, поверишь во что угодно.
— Я не останусь здесь, — сказала Девлин.
— Слушай, докта, ты же женщина! Понимаешь, что это значит? Они будут трахать тебя в задницу сорок восемь часов подряд, а потом подарят своим дружкам. Они будут совать свои члены в кровь и грязь и ловить от этого кайф. Если ты к тому времени умрешь, для них не будет большой разницы — баба есть баба.
Внутри у Девлин все сжалось, и она не смогла сдержать дрожь, представив себе описанную сцену.
— Ты уж извини, докта Девлин, но дела обстоят именно так.
Девлин выбросила из головы скверные мысли и заглянула в курятник Коули.
— В этом здании только два человека способны нормально ходить — ты и я, — сказала она. — И нам придется как-то сдерживать натиск этих ублюдков.
Коули молча смотрел на нее.
— Ладно, Коули, — Девлин протянула руку. — Давай ключи.
Коули заметно расслабился. Сняв с кольца два ключа, он вложил их в руку девушки.
— Если они прорвутся через третью дверь, я поднимусь сюда и спрячусь. А до тех пор я буду рядом с тобой. Заметано?
Коули понял, что решение Девлин окончательно, и кивнул.
— И вот что еще, — добавила та. — Перестань звать меня „докта Девлин“, а то я чувствую себя какой-то паршивой Скарлетт О'Хара. Просто „Девлин“, хорошо?
Коули ухмыльнулся.
— Клейн этого еще не подозревает, но ты, Девлин, затрахаешь его до смерти.
— Дятел ты, Коули…
Снаружи донесся чей-то голос:
— Лягух? Ты здесь?
Коули подскочил. Дверь распахнулась, и на пороге появился Робен Уилсон. Его густой голос звучал приятно; окинув взглядом всю фигуру Девлин, он уставился прямо ей в глаза. При стройном худощавом телосложении он имел широкие плечи; правда, челюсть самую малость подкачала — была великовата для лица. Девлин никогда раньше с ним не говорила. По шее Уилсона катилась струйка пота, теряясь между мощными грудными мышцами за вырезом рубашки. Девлин обнаружила, что находит его весьма привлекательным и, залившись краской, отвела глаза. Уилсон перевел взгляд на Коули, а затем — на дыру в стене.
— Что это здесь? — спросил он.
Коули наклонился и выключил свет в убежище.
— Ты, нигер, занимайся своим делом, — посоветовал он. — Чего ты сюда притащился?
— Там, внизу, банда мордоворотов выламывает двери.
— Это Грауэрхольц, — объяснил ему Коули. — Мы уже посоветовали ему поцеловать нашу грязную черную задницу. — Взглянув на Девлин, он добавил: — И нашу белую задницу тоже.
Девлин снова покраснела, но на этот раз от гордости.
— Насколько я понимаю, — сказал Уилсон, — Эгри послал их по мою душу. — Он смущенно посмотрел на Девлин, будто извиняясь за то, что приходится говорить о таких вещах в ее присутствии. — Так что отворите на секунду дверь, и я скоренько выскочу наружу. Сдается мне, что Эгри я нужен живым — пока, во всяком случае. Нет смысла подвергать всех опасности.
— Я тебе уже говорил, что ты девчонка и молокосос, Уилсон, — ответил Коули. — Теперь я знаю, что ты к тому же и идиот, причем круглый идиот. Эти мордовороты пришли, чтобы перебить больных СПИДом.
Лицо Уилсона осталось бесстрастным, но в глазах появилось сомнение.
— Зачем?
— Господи, да какая тебе разница! — воскликнул Коули. — Суть в том, что они пришли за моими людьми. Правда, сперва им придется иметь дело со мной. — Он помолчал. — К тому же они знают, что здесь Девлин.
Уилсон взглянул на девушку; его губы скривились.
— А вот это скверно, — сказал он.
— Между прочим, если бы не она, твоего петушка давно бы отпилили и отнесли Эгри в подарок, — сообщил Коули. — Да и мое старое очко она тоже спасла. Жуткая оторва.
Уилсон улыбнулся, и Девлин будто током ударило.
— Всегда рад познакомиться с жуткой оторвой, — признался Уилсон, протягивая руку.
Девлин шагнула навстречу и пожала ее.
— Робен Уилсон, — представился он.
— Джульетта Девлин. — Девушка, растерянно помолчав, добавила: — Я видела, как на турнире за суперкубок вы в пятом раунде завалили Честера Барнетта.
Уилсон изумленно переспросил:
— В Новом Орлеане?
— Да, кажется, лет десять назад. Я поставила на то, что Барнетт дотянет до конца.
Уилсон расплылся в довольной улыбке:
— Я прошу прощения.
— Ничего-ничего. Зато я неплохо заработала, когда поставила на Пентаджели, и судьи с перевесом в один голос отдали победу ему.
За ее спиной послышалось ехидное хихиканье Коули. Уилсон не подал виду, что слышит, и расправил плечи.
— Тогда у меня не совсем хорошо срослась сломанная кость, — сообщил он.
— Да, фаланга безымянного пальца, — подтвердила Девлин. — Именно поэтому я и поставила на Пентаджели.
— Черт возьми, — пробурчал Уилсон.
Коули прошел к двери и на минуту задержался около Уилсона.
— Ну что, врубился, что я имею в виду? А сегодня вечером она побилась об заклад, что ты не оторвешь свою пухленькую попу от койки, чтобы помочь нам отбить этик мордоворотов. Дело в том, что она не видит рядом с тобой никого, кто мог бы поддержать тебя под локоток…