— Так я пойду, — произнес он.
Сприггс кивнул.
— А ты позаботься о нем, амбал, — сказал он, обращаясь к Эбботту.
Тот не отреагировал.
Сприггс кивнул Клейну.
— Да, если у тебя хватает смелости ходить с этим типом, черномазые для тебя что ученики воскресной школы. Ну, до скорого.
Сприггс повел свою команду дальше, за километр обходя Эбботта.
Когда свет фонаря исчез вдали, из тьмы вынырнул Галиндес.
— Мы не можем отпереть камеры в блоке „C“? — спросил его Клейн.
— Пока энергия отключена, нет, — ответил Галиндес. — Даже будь у нас ключи, там сто восемьдесят дверей: нам вовек не управиться.
Три двери в минуту — значит шестьдесят минут… Бандиты Эгри прикончат их за пять. Клейн смахнул пот с лица.
— А что? — поинтересовался Галиндес.
— Сприггс навел меня на интересную мысль: если бы нам удалось выпустить еще шестьсот человек, Эгри, скорее всего, пришлось бы отозвать Грауэрхольца от больницы.
Галиндес стал рассуждать:
— Двери отпираются с помощью электромоторов, установленных на каждом ярусе, а те питаются от основной сети. — Сержант нахмурился. — Но есть и отдельная цепь от вспомогательного источника питания. Там стоит свой генератор на случай аварии. В последний раз им пользовались, когда ураган свалил опору электропередачи.
— Мы можем ее включить?
Галиндес покачал головой.
— Только из административного блока. Хоббсу нет смысла стараться: он хочет, чтобы парни сидели в темноте и психовали.
— А где этот генератор?
Галиндес пожал плечами.
— Во дворе, у восточной стены.
— Мы можем его запустить?
— Я не знаю, как это делается.
Клейн сразу подумал о Деннисе Терри, старом начальнике ремонтной службы, который должен был знать, где находится генератор и, если это вообще реально, мог его запустить. Ускорив шаг, насколько это возможно в кромешной тьме, доктор направился к столовой.
Пол в столовой был липким от мусора и помоев. Оскальзываясь на гладких плитках, Клейн и его товарищи прошли мимо стоек на кухню и увидели воочию последствия оргии. Огромные котлы были опрокинуты, большие бочки с маслом разбиты, мешки с мукой и бобами вспороты и рассыпаны, а весь пол покрывал слой яичного порошка. С одной стороны кухни лестница вела в прачечную, а с другой — вниз, к кладовым. Клейн направился было ко второй, но, услыхав негромкий стон, замер на месте. Галиндес и Эбботт остановились рядом.
Откуда-то слева доносилось хриплое частое дыхание. Клейн достал свой фонарь и посветил туда: сначала в отблеске света на полированной нержавейке он не увидел ничего. Затем луч выхватил из тьмы стоявшую на четвереньках фигуру, перемазанную маслом и мукой. Голова неизвестного поникла, а плечи дрожали от напряжения. Клейн шагнул к нему, и человек медленно, будто на плечах его лежал непомерный груз, поднял голову. Половину лица и всю шею покрывала сплошная корка запекшейся крови; из распахнутого рта вырывалось шумное судорожное дыхание. С неторопливостью умирающего незнакомец повернул голову к свету. В глазах читалось ожидание смерти.
Это был Стоукли Джонсон, „лейтенант“ Уилсона. Клейн склонился над ним, и Джонсон снова упал на локти. Галиндес помог усадить раненого, прислонив его спиной к стойке. Клейн присел на корточки рядом.
— Джонсон, — позвал он. — Это я, Клейн. Слышишь меня?
Стоукли взглянул на него и моргнул, узнавая. Клейн осмотрел его лицо. Ноздри негра были забиты сгустками крови. Пуля из револьвера Грауэрхольца прошла пятью сантиметрами ниже правого виска и оставила маленькую аккуратную дырочку. Выходного отверстия не было. В отличие от раны Кроуфорда эта была нанесена из оружия с малой начальной скоростью пули и с минимальной ударной волной. Пуля, возможно, пробила пазуху носа и раздробила несколько мелких костей в средней части лицевой поверхности черепа, не повредив при этом ничего жизненно важного. Клейн припомнил, что Эгри с силой поставил ногу на голову Джонсона; это могло повлечь за собой повреждения намного опаснее, чем выстрел. Он заглянул в зрачки Стоукли и не обнаружил признаков, характерных для внутричерепного кровотечения, — оттуда выглядывал только страх. Джонсон явно считал себя покойником, и не следовало его за это осуждать.
— Молчи, — сказал ему Клейн, — но слушай. Твоя рана совсем не смертельна.
Веки Джонсона, задрожав, опустились, а плечи поникли.
— Выглядит страшновато, да и болит, наверное, сильно, — продолжал Клейн, — но от этого ты не умрешь.
Стоукли открыл глаза; Клейн с облегчением убедился, что Джонсон ему поверил.
— Так что, если есть желание поиграть в баскетбол, ты вполне можешь это сделать. Нечего ползать здесь и скулить, как побитая собака.
— Вот гад!.. — выдохнул Джонсон, поднимая кулак. Клейн перехватил его запястье. Некоторое время Стоукли сопротивлялся
— Ну что, убедился? — спросил доктор.
До Стоукли дошло, зачем Клейн его дразнил. Он расслабился, и тот отпустил руку.
— Твои бегуны на длинные дистанции рассеяны по тоннелям: Эгри всыпал им по первое число. Надо собрать всех вместе и нанести ответный удар. Понимаешь?
— А тебе-то какое дело… — Несмотря на мучительную боль, причиняемую каждым словом, Джонсон вздохнул и продолжал: — … мать твою?
— А такое: Эгри послал Грауэрхольца перебить моих людей в лазарете, включая Коули и Уилсона. Стоит достаточно сильно прищемить ему яйца, как он вернет Грауэрхольца сюда.
Стоукли долго смотрел Клейну в лицо, затем, превозмогая боль, улыбнулся:
— Я тоже хотел бы видеть его здесь…
Клейн встал и протянул негру руку. Тот, схватившись за нее, поднялся на ноги. Увидев Галиндеса и Эбботта, он в смущении запнулся:
— Я, э-э-э, я…
— Ты думал, что умираешь, — закончил за него Клейн, — испугался и теперь чувствуешь себя последним идиотом. И все, покончим на этом, пошли.
Стоукли взглянул на него:
— А Уилсон насчет тебя не ошибался…
Откуда-то из глубины столовой раздался истошный вопль:
— Нигеры, корешки! Я их видел!
Клейн выключил фонарь, но к ним уже потянулся луч света. Клейн пригнулся ниже и заторопился к двери, открывавшейся на лестницу. За спиной послышались крики, кто-то поскользнулся и грохнулся на пол под звон металла. Клейн на секунду включил фонарь, навел на дверь и, запомнив местоположение ручки, тут же выключил.
— Сюда! Черномазые собираются спуститься!
Клейн нашарил ручку и открыл дверь. Остальные сгрудились сзади. Галиндес вошел последним и, захлопнув дверь, отрезал вопли, доносившиеся из кухни. Клейн осветил короткий пролет широких каменных ступенек. Внизу от лестницы в темноту тянулся коридор, по обе стороны которого шли двери.
Они спустились по лестнице и побежали по коридору. Клейн услышал, как сзади хлопнула дверь, и тишина взорвалась возбужденными голосами вопящих зэков — ни дать ни взять охотники, загоняющие зайца. Коридор был завален вскрытыми картонными коробками, выброшенными из кладовых; под ногами хрустели пластмассовые вилки, ложки и пластиковые стаканчики.
— Куда мы, к черту, бежим? — задыхаясь, спросил Стоукли Джонсон.
Клейн оставил его вопрос без ответа, продолжая бежать. Дальше коридор заканчивался, пересекаясь с другим, и Клейн повернул налево. Через двадцать метров он остановился около узкой лестнички, ведущей вниз, и подождал остальных. Последним, не особенно спеша, пришаркал Эбботт. Клейн увидел, как луч фонаря преследователей заплясал на стене поперечного коридора. Осветив ступеньки, он пропустил вперед Галиндеса, затем Эбботта. Стоукли остановился и, кашлянув, забрызгал рубашку доктора капельками свежей крови. Харкнув, он сплюнул под ноги кровавую мокроту.
— Говорю тебе, мы можем завернуть их здесь, — сказал он.
— Когда до этого дойдет, будем драться. А пока стоит запутать этих шутов внизу, — ответил Клейн и стал спускаться, слыша, как Джонсон затопал за ним. Лестница оказалась настолько узкой, что по ней мог пройти только один человек. Внизу Клейн выключил фонарь и тут же почувствовал на плече руку Стоукли.