Скалу тряхануло. Лиза едва успела спрятать голову в ложбину, когда сверху полетели мелкие камни, а потом и валуны. Внизу загрохотал обвал.
Лиза не услышала глухого удара, с которым упавшее тело плющится о твердь. Она подняла глаза: прямо на уровне их — кончики пальцев, руки, свесившейся вниз. Покрытые бурой коркой — вековой пылью пополам с кровью.
Рустам! Занавес обманул его, как и многих других. Сбросил вниз.
Но она не позволит мужу свалиться. В этой ложбинке мало места для двоих, но ведь они с Рустамом одно целое, не так ли?
Лиза прикоснулась к пальцам мужа и позвала:
— Рустам! Я здесь! Постарайся перевернуться, спускайся сюда вперёд ногами. Я поймаю твои ступни, подтяну тебя.
Сверху посыпался колкий серый песок, в который превращаются за тысячелетия самые большие глыбы.
Донёсся голос, тихий, какой-то скомканный, словно в горло говорящего уже не поступал воздух:
— Там… нет места…
— Рустам, спускайся сюда, и посмотришь сам! — закричала Лиза, вся дрожа от мысли, что муж решит не бороться за свою жизнь, чтобы спасти её.
Пальцы Рустама скрылись. По камням заструились настоящие ручейки песка. Он что, полез снова, вместо того, чтобы спуститься? Или отполз подальше, чтобы умереть?
Сверху донеслось:
— Боги… боги не хотят… меня…
Лиза отчаянно выкрикнула:
— Рустам! Ты сам бог, раз поднялся так высоко!
— Прощай… — ответила ей пустота.
— Нет! — Вместе с воплем из Лизы вырвалась та сила, что творит невозможное. И её потом люди называют чудом. Деянием богов. А она всего-навсего — обычная человеческая любовь.
Лиза, сама не понимая, как и что делает, извиваясь и вытягиваясь так, что трещали сухожилия, вползла на седловину. Там лежал Рустам и, казалось, не дышал. Всё тело было изломанным, ноги страшно вывернуты и недвижны.
Лиза глянула вверх: над нею нависал козырёк слоистого серого камня. Это с него оборвался муж. Вместе с кусками льда, в котором он вырубал ступени.
— Ноги… не могу шевельнуть… — просипел Рустам. — Лезь вверх… вместо меня…
— Не говори ничего, береги силы, — сказала Лиза, ощупывая ободранные ноги мужа.
Так и есть — полно переломов. Они должны вызвать жуткую боль. Её невозможно вытерпеть. Но Рустам даже не застонал. Значит, снова сломан остов.
— Лиза… сделай так… чтобы всё не напрасно… — прошептал Рустам и лишился чувств.
Не о дочке побеспокоился. Не вернуться живой попросил, а закончить начатое! Она должна послушаться его? Наверное… Впервые Лиза даже не поняла, а просто ощутила правоту мужа.
Лиза уместилась рядом с ним, крепко обняла. Каждая клеточка тела дрожала от чудовищного напряжения и боли.
Но хуже всего были мысли. Рустам… Не захотел простучать каждый камень, прощупать каждый уступ. Прорубить ступени во льду — это же гораздо быстрее. И вот… А ведь мог уже быть на вершине! И либо сразиться с этими богами, либо броситься вниз… как послушная водяная корова.
А кто эти боги? Летучие иные, не больше… Над ними тоже кто-то есть, наверное. И для него они — послушные водяные коровы.
Полезет ли она вверх?
Конечно!
***
Острые уши Фарра трепетали от напряжения. Каждый волосок на них расправился и встал торчком. Из приоткрытого клюва доносился вибрировавший звук. Зрачки бешено пульсировали. Но он был недвижен — ждал сигнала Колыбели.
Почему жива человеческая самка? Отчего снова поднялась сюда, на верную смерть?
Сородичи затаились в тени валунов. Им легче. Тем, кто повинуется, всегда легче. Но Фарр никогда не роптал на свою участь. Потому что первый кусок тёплого мяса — его. И он это право никому не уступит.
Лиза встала перед чудовищным иным, стараясь не трястись. Хотя второй подъём дался намного легче, измученное тело уже не повиновалось ей.
Порыв ветра раздул лоскутья, в которые превратилась её одежда. Один из сосков груди был почти срезан острым ребром ледяной глыбы, и холодный воздух вонзился в рану, как нож. По сути, она была обнажена перед этими… Язык не поворачивался назвать их богами.
Остроухий седой иной вдруг издал ужасный крик, к отзвукам которого присоединился грохот камнепада в ущелье.
Лиза не шевельнулась. Что ей этот дикий рёв? Мысль — а не задел ли обвал Рустама? — была намного страшнее.
В глазах иного Лиза прочла приговор. Сейчас её швырнёт вниз, и громадные клювы раздерут тело в полёте ещё до того, как оно коснётся камней. А перед этим из неё исторгнут душу.
Прямо под ложечкой возникло жжение настолько сильное, что поутихла боль от других ран. Началось…
А если не отдать то, что различает её и этих иных? Но как?
Ладно, всё равно теперь.
Лиза за один миг вспомнила всё, чем была богата её нехитрая жизнь: первые знаки внимания Рустама, первые ласки, чмоканье Нелли, в первый раз приложенной к груди… А ещё последний взгляд мужа перед тем, как она схватилась за уступы каменного козырька. Взгляд, полный благоговейного восхищения и великой любви. Словно она была кем-то более важным, чем примерная домохозяйка и преданная женщина.
Жжение стало меньше, а потом и вовсе прекратилось.
Фарр был потрясён: душа самки не стала покидать тело! Такого никогда не случалось! Сигнала от Колыбели нет, но он сейчас без приказа убьёт эту упрямую женщину. Пожрёт её останки в одиночку! Ибо закон нужно исполнить во что бы то ни стало.
Фарр не успел сделать ни одного движения. Не услышал повелительных вибраций Колыбели, не почувствовал, что человеческая самка сейчас для неё важнее всего племени.
Его словно что-то взорвало изнутри. Он подпрыгнул на мощных лапах и упал. Голова с хрупаньем ударилась о камень. Из широко открытого клюва плеснула тёмная кровь, а потом вырвался слабый свет.
Глаза Фарра не увидели бледно-жёлтый шарик, что уносился ввысь. Тело не почувствовало остроты и мощи клювов сородичей, которые с жадной яростью набросились на него.
А Лиза с тревогой прислушивалась к тому, что плыло в небе прямо над ней. Нечто громадное и действительно опасное настойчиво звало, к чему-то побуждало. Что-то обещало.
Ну уж нет! Она и не шевельнётся, пока не подумает и не разберётся во всём, что тут происходит. И Рустам поможет понять то, что ещё не доступно ей, обычной женщине.
Она ведь не послушная водяная корова!