Выбрать главу

А решетка не преграда! Он дал совсем слабенько из одного бокового ствола- черными блестящими каплями расплавленный металл стек на землю, образовался проход не менее полутора метров в высоту и метра в ширину.

- Стой! - выкрикнул Иван на общеземном. - Стой! Я спасу тебя, не убегай!

Белая фигурка мелькала меж выступами, валунами... Иван настиг женщину метров через триста, ухватил за длинные волосы. На секунду раньше он дал психоэнергетическую команду; "Все хорошо. Покой. Тишина. Благость". Ноги у бежавшей подогнулись, она мягко опустилась на плоский замшелый камень, повернула к Ивану голову и улыбнулась тихой, покойной, благостной, улыбкой.

Иван выругал себя мысленно и в очередной раз поклялся самой тяжкой клятвой, что ни за. что не станет больше подчинять себе подобных, какая лизость! какой грех! ощущаешь себя подонком, негодяем, подлецом! И только после, этого Иван полностью осозяал, что перед ним женщина. Причем женщина изумительной красоты и совершенно обнаженная. Когда он в последний раз видел женщину? Там, на Земле? Нет, там были только секретарши, проходящие мимо незнакомки, Таека на станции, медсестры...

все это не то! Последний раз он был с женщиной далеко от Земли - в Системе, на полуреальном Хархане. Кто она была? где теперь она? Память снова отказывалась служить ему. Да и не до воспоминаний сейчас!

Иван осторожно опустил руку на хрупкое плечо землянки, чуть сдавил его, передавая заряд из своего тела, оживляя.

- Очнитесь, - мягко сказал он.

Женщина перестала улыбаться, резко отвернулась от него, напрягласьничего иного и ожидать яе следовало. Кто он для нее? Чужак! Она, наверное, столького насмотрелась здесь, чтояе поверит никому и ничему. Впрочем, не следует опережать события... Иван присел рядом, положил руки на колени ладонями вверх, будто говоря о своих добрых намерениях и даже некой беззащитности перед ней, женщиной. Он выжидал, надеялся, что она первой произнесет хотя бы словечко. Время шло. Незнакомка молчала. Она вновь впала в состояние безразличия, зачарованное(tm), какие бывают лишь от одного, Иван знал, от безмерной усталости. И он уже готов был проникнуть в ее мозг, считать хотя бы поверхностно: кто она, откуда, как здесь оказалась, чего ищет и на что надеется... но вовремя остановил себя - нельзя! этого делать нельзя! он не переступит за черту, которая отделяет Добро от Зла, Человека от нелюдя.

И он начал тихо-тихо говорить, чуть покачивая головой, не глядя на нее.

- Не знаю, понимаете ли вы меня, нет, но я столько молчал все дни пребывания на этой планете, что страшно стосковался по человеческому общению. Если не хотите, не отвечайте мве, дайте просто высказаться, выговориться... Да что эта я! Ведь и на Земле последние месяцы я в основном молчал. Знаете, как бывает - сначала много, много говоришь, а потом, когда убеждаешься, что тебя плохо понимают, что тебя и-не желают понимать, вдруг замолчишь сразу... и-надолго, иг в молчании этом, в тишине начинаешь вновь обретатьсебя, обретать нокой, Кажется, век бьг- промолчал, так это сладостйо, так хорошо. Но приходит время, и слова начинают рваться наружу, их не удержишь, хочется говорить е самим собою, но не про себя, а уже вслух, тебя прямо распирать начинает. Вот так и со мною. А мне есть что сказать людям. Вы верите мне? Ну кивните хотя бы? Вы, наверное, не понимаете меня?! Только не говорите, что вы создание этого мира, этого кошмарного Пристанища - ни за что не поверю! Вы ведь с Земли, я не ощибся?!

- Иван пристально взглянул в лицо незнакомки, прямо в ее настороженные и оттого еще более красивые серые глаза. Да, она была на удивление прекрасна:

чистый лоб, тонкие черты лица, прямой, чуть вздернутый нос, живые, будто ожидающие чего-то губы, нежный подбородок, длинная шея, пряди русых шелковистых волос, спускающихся по плечам, ласкающих высокую полную грудь... что-то замерло внутри у Ивана, он проглотил застрявший в горле комочек, отвернулся. Необыкновенная красавица! Эти бедра, талия, ноги - во всем совершенство, изящество. Или это только казалось?! Может, она лишь в его воображении была неотразимой? Иван не пытался строить логические умозаключения. Да, он не видел земных женщин давненько, может, в этом весь фокус. Какая разница! И он продолжил, чуть взволнованно, еще приглушеннее:

- Мы не хотим любить по-настоящему нашу Землю, все куда-то убегаем от нее, лезем в этот чужой мир Вселенной. А как же там хорошо, вы ведь помните?

Сейчас в наших краях, наверное, вечер - тихо, ветерок шевелит листву, и моросит легонький дождик, грибной, капли стучат по лужам, воробышки попрятались, притихли, одинокий мокрый взъерошенный пес жмется к заборчику, а в домах горит свет, там тепло и тихо, уютно. Вы ведь любили Землю...

- Не помню,- неожиданно ответила женщина,- почти ничего не помню. Я так долго спала. Я спала вечность...

От удивления Иван позабыл про все на свете, в том чцсле про свое лирическое повествование. Женщина, эта странная и прекрасная женщина говорила на чистейшем и красивейшем русском языке. Она говорила лучше и чище, чем сам Иван. Притом это была именно речь - не передача мыслей, образов,не обмен кодами и установками, не интуитивное взаимомыслепроникновение - а нормальная, чисто человеческая, земная речь.

Голос незнакомки был столь же приятен, как и она сама.

- Я так долго спала... было холодно... Иван заглянул в серые глубокие глаза - в них не было больше отчужденности. В них стояла тоска.

- Как вы сюда попали? Что они с вами сделали?! - заторопился Иван. Отвечайте, я прошу вас. Отвечайте, ведь дорог каждый миг! - Он словно вышел внезапно из шокового состояния, он вспомнил давешний ужас, ис~ терзанные женские тела, хруст, чавканье, работу смертоносных окровавленных челюстей.

- Я не помню, - ответила женщина.

Иван смотрел на нее и не мог понять, сколько же ей лет - можно было дать одновременно и восемнадцать, и тридцать. Да, она была юна, и вместе с тем она была зрелой в своей женственной красоте. Он бросил это невольное занятие, при чем здесь возраст! Он запутался в том, сколько ему самому лет: