Сеется сквозь набухшее тьмой небо свет, смельчак, пролезший ко мне, — помочь мне. Весной темнеет поздно.
Вместе с водой движусь к земле… спать… растаять.
Очнулась от холода.
Едва поднялась. Пытаюсь вспомнить сон. Такой странный сон. Денис хочет жениться на моей маме. Я ни при чём. У меня нет семьи.
Бреду прочь от дома.
Ангелина Сысоевна напоит чаем.
День, ночь. За сколько лет я прохожу один квартал до Ангелины Сысоевны?
Есть павильон. Лучше пойду туда. Там можно поспать.
Дома я оставила ранец.
Зачем мне ранец? Зачем мне заниматься?
У меня есть документ — курсы дают право работать.
— Где ты была, доченька? Что случилось с тобой? — Под вечным своим зонтом — Ангелина Сысоевна. — Все мы сбились с ног. Мама плачет, говорит, убила тебя. Даже Климентий ищет — звонил в милицию и в «Несчастные случаи». Господи, да ты — синяя, совсем продрогла! — Она плачет. — Это всё мы с Витькой… искалечили твою жизнь, прости, доченька. Идём ко мне. Сейчас позвоним маме.
— Нет, не позвоним! — кричу я, но получается шёпот.
Мы стоим на крыльце живого дома, в котором — тепло. И на пороге его — Виктор Викторович. Первый раз вижу его — толстого, крепкого, с круглой головой и круглой, довольной физиономией сытого человека.
— Витька, чаю! — кричит он и помогает мне перешагнуть порог его дома. — Наделала шуму. Куда ты пропала? Я помню тебя вот такой. — Он машет рукой у своего колена.
И «Витька» — в коридоре.
— Ты искалечил ей жизнь! — говорит Ангелина Сысоевна ему. — Смотри, до чего она дошла!
— Нет! — говорю я. — Нет. Не надо…
Но я не договариваю, я уже плыву и мягко опускаюсь в светлую, ярко-светлую, чуть зеленоватую воду.
А выныриваю — в запах нашатыря.
Надо мной — мама.
— Прости, доченька.
Я не понимаю, о чём она. Мне — жарко. Мне — душно.
— Пойдём домой, — говорит отец.
— Нет! — кричу-шепчу я. Выставляю ладони — защитой от своего дома. — Не хочу. — Но я уже снова ничего не вижу и не слышу.
Я несусь в пустоте… меня швыряет от одной песчаной огненной насыпи к другой… в промежутке — пустота, я ни за что не могу ухватиться… от насыпи к насыпи… между ними — миллион лет…
Но вот голос:
— Спала температура… Тише, пусть спит.
Голос Ангелины Сысоевны. Я — с ней. И — не надо смотреть маме в глаза.
В голове — полочки… на них — аккуратными стопками — задачи, параграфы физики и химии, старик Хемингуэя, мальчик… На одной из них — завёрнутая в тонкую папиросную бумагу мысль: «Моя мама ни в чём не виновата, она никогда не выйдет за него замуж, она любит меня больше жизни».
Открываю глаза. Мама.
За окном — яркий день.
Мама — прозрачна, сквозь неё видна чужая мебель чужого дома. Меня не увезли домой.
— Наконец, — шепчет мама. — Прости меня, доченька.
Я снова закрываю глаза.
Что дальше? Что мне делать? Я больше не хочу жить дома. Там звучит голос Дениса. Он будет звучать с утра до ночи, повторять фразы, погасившие мою жизнь.
— Маша, пусть она побудет у меня, пойди поспи.
— Какое «поспи»? У меня уроки.
— Вот видишь, уроки. Она будет дома одна, а тут не одна. Иди, Маша. После уроков придёшь. Всё будет в порядке.
Моя мама никак не провоцировала чувство Дениса, она никогда не выйдет за Дениса замуж.
Мама выйдет замуж за Дениса, я знаю это.
Дело не в маме. Не мама любит Дениса, Денис любит мою маму, и с этим ничего поделать нельзя.
Я открываю глаза лишь после того, как мама уходит.
— Доченька?! Наконец!
— Пожалуйста, — перебиваю я Ангелину Сысоевну, — помогите мне уехать из Посёлка. Купите билет, пожалуйста…
— Кто обидел тебя? Отец? Мама? Что случилось? Ни от кого не могу добиться ответа. Опять случилось что-то страшное? Что?
Сажусь в кровати, оглядываю комнату. Она — голубая: обои, простыни, даже плинтуса. Светло-голубая, как небо в ясный день. А шторы, а скатерть на круглом столе, а плед на кровати, а абажур, — оранжевые. Ангелина Сысоевна тоже не любит дождь. Она тоже хочет сбежать из нашего Посёлка к солнцу.
— Конечно, если тебе так нужно, конечно, я куплю билет. Но подумай о маме. Она и без того несчастна, ты просто убьёшь её.
— У мамы отец. Я мешаю им. Отец любит маму и не обидит её.
— Ты из-за этого хочешь уйти? Неправда. Мама не была бы так растеряна и так испугана, если бы речь шла об отце. Мама говорила мне, она не любит отца, это просто долг. Я знаю, что значит долг. Это значит — пустое сердце. Оно должно быть заполнено. У мамы — тобой, я знаю. Она не наглядится на тебя, не надышится. Думаешь, она ради отца старается вкусно готовить… вообще жить? Ради тебя. Ты убьёшь её.