Сообразив, что в его нынешнем состоянии спальня не самое лучшее место для разговоров, Тея на бешеной скорости помчалась на первый этаж.
Она подбежала к двери как раз в тот момент, когда он распахивал ее.
— Дэймон…
— Что ты о себе возомнила? — закричал он без всякого вступления. — С чего ты взяла, что имеешь право вмешиваться в мои дела?
Тея на секунду закрыла глаза, собирая в кулак всю свою волю.
— Я бы не стала называть это вмешательством, Дэймон. В конце концов, меня это тоже касается. То есть будет касаться, если мне удастся получить лицензию.
— Ну конечно, не вмешательство. А если я позвоню тому педанту, за которого твой старик хочет тебя выдать, и начну расспрашивать его о тебе? Как ты назовешь это?
— Это совсем разные вещи, — возразила Тея. — Я же не звоню твоим подружкам. Я просто поболтала с…
— А откуда ты можешь знать, кто мои подружки? — не сдавался Дэймон.
— Ну конечно, я не могу этого знать, — признала Тея. — Я просто… предположила… — Она покраснела.
Дэймон схватил ее за руку и втолкнул в гостиную. Хоть Тея и успела уже снять чехлы с мебели и сделать кое-какую уборку, комната по-прежнему выглядела необитаемой. Тяжелые бархатные портьеры, обрамлявшие затемненные окна, лишь усугубляли ее угрюмость.
Дэймон толкнул ее на стул времен королевы Анны, обивка которого так сильно выцвела, что о первоначальном цвете оставалось только догадываться. Тея села, а Дэймон остался стоять, нависая над ней, отчего у нее возникло ощущение, что она уже проиграла в их споре.
— Дэймон, никто не говорит о твоих подружках. Я выясняю все, что касается работы. Мне нужна лицензия, а репутация моего подрядчика выступает условием ее получения. Я просто собрала кое-какие аргументы, чтобы выступить на заседании.
— Говори только о себе, меня не надо впутывать.
— Я не смогу выиграть, не впутав тебя.
Дэймон схватил ее за руки и склонился над ней. В его глазах светилась самая настоящая злоба.
— Еще раз повторяю: не вмешивайся не в свое дело, Преббл. Ты же совершенно не понимаешь, во что влезла. И никогда не поймешь.
Тея закрыла глаза; она не могла здраво рассуждать, глядя на него.
— Чего я не понимаю? — Она открыла глаза и привстала. — Ведь я знаю тебя не хуже Доры.
— Ничего подобного! — Он снова бросил ее на деформировавшееся от времени сиденье. — Мы с Дорой отщепенцы. А ты нет, ты всегда была паинькой и следовала всяким там правилам и приличиям.
Тея открыла рот, чтобы возразить, но не смогла произнести ни слова. С этим не поспоришь, он прав. Она никогда не противостояла обществу, по крайней мере по-настоящему. Даже затеяв это дело с пансионом против отцовского желания, она оставалась в рамках благоприличия, которые отвергал Дэймон.
Она взяла его лицо в ладони.
— Завтра вечером, когда твои друзья будут говорить о тебе…
Он оперся руками о подлокотники ее кресла.
— Никто не будет обо мне говорить, — его голос был холоден и решителен.
— Но почему? — закричала Тея. — Этому недоразумению пора положить конец. Ты же вредишь самому себе!
— Если ты считаешь, что я собираюсь пресмыкаться перед этими столпами общества, то я вообще не желаю тебя знать. — На щеке его задрожал мускул. — Скорее всего, они уже и так знают все то, что ты собираешься им рассказать, ведь это их работа. Они обязаны это знать, перед тем как голосовать по вопросу о твоей лицензии. Не обязаны, скажешь?
— Ну конечно, обязаны, — ответила Тея. — Но никто не идеален. Это маленький городок. Они считают, что и так все знают. Но дело не в них, а в тебе.
— Ты не сделаешь этого, Тея, — твердо заявил Дэймон. — Это слишком похоже на вымаливание прощения за мои прошлые грехи. А я отказываюсь признавать, что в чем-то виноват перед ними.
— Ты и не виноват, Дэймон. Ты был ребенком, а они не захотели тебе помочь. После завтрашнего вечера они осознают свою вину. Поймут, что всего в жизни ты добился сам, а единственной твоей опорой была старушка. — Тея положила ему руку на грудь, чтобы отодвинуть от себя. — Они сами попросят твоего прощения, если это столь важно для тебя!
— Не попросят, потому что не услышат ни слова из твоей адвокатской речи. — Он уже не спорил — просто приказывал.
Это проявление мужского упрямства было столь бессмысленным, что Тея чуть не расплакалась. Не из-за себя, не из-за лицензии, а из-за Дэймона — он был единственным виновником своей изоляции. Он был упрямцем и гордецом, и это мешало ему думать разумно. А всегда считается, что именно так себя ведут женщины.