У многих федеральных полков закончились боеприпасы. Южане были ближе к своим тылам, а потому проблем со снабжением не имели. Северянам же приходилось везти боеприпасы с востока. У каменного моста образовался затор, но фуры, пробившиеся сквозь него, очень часто привозили полкам не те патроны. Подразделение, вооружённое ружьями 58 калибра, получало патроны 69-го и, ввиду того, что стрелять было нечем, самовольно оставляло позицию. И позицию тут же занимали южане.
Как у бунтовщиков, так и у федералов оружие выходило из строя. Те же шпеньки, на которые цеплялись капсюли, быстро ломались. У южан было преимущество — они, медленно, но верно продвигаясь вперёд, могли подбирать взамен поломанных исправные ружья убитых северян. У федералов такой возможности не было, но они сражались. Стволы ружей забивались нагаром, так что приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы протолкнуть в них пулю. Зной доканывал, дым ел глаза, в ушах звенело, плечи саднило от отдач, но северяне сражались. Истекали кровью и сражались, слали проклятия и сражались, возносили молитвы и сражались.
Джеймс Старбак потерял чувство времени. Он заряжал револьвер, стрелял и опять заряжал. Он слабо соображал, что и зачем делает, он только знал: каждый его выстрел ради спасения Союза. Ради Марты, его маленькой сестрёнки, так похожей на брата Натаниэля. Пожалуй, только Марта будет искренне горевать по Джеймсу, коль его убьют. И ради неё, выкрикивая её имя, он заряжал и стрелял, заряжал и стрелял.
Надевая на шпенёк последний оставшийся у него капсюль, Джеймс услышал боевой клич, доносящийся с позиций врага. Капитан вскинул голову. Противник двинулся вперёд по всему фронту. Джеймс поднял ноющую он пальбы руку с зажатым в ладони револьвером и прицелился в самую гущу накатывающейся крысино-серой массы.
Пробормотал имя сестры, произвёл свой последний выстрел и оглянулся. Он был один. Те, кто сражались рядом, бежали. Ибо армия Севера была бита.
Толпа драпающих северян ссыпалась вниз по склону. Бросались ружья и штыки, фляги и ранцы, Часть бежала к бродам Седли, другие — к каменному мосту. Находились такие, кто пробовал остановить отступление, взывали к патриотизму, но толпа сметала их. Паникующие заполнили поля по обе стороны тракта, на который скатилась с холма пушка, влекомая обезумевшими лошадьми, давя вопящих пехотинцев окованными колёсами. Знаменосцы прокладывали себе дорогу в толчее, орудуя стягами на манер пик.
Южане не преследовали отступающих, остановившись на бровке холма, упиваясь победой и зрелищем дающего дёру врага. Артиллеристы подкатили орудия ближе к краю и били по тракту. Один из шрапнельных зарядов разорвался над деревянным мостком, перекинутым через приток Булл-Рана, в тот миг, когда его преодолевал фургон. Раненые лошади бешено рванулись вперёд, но осколками разбило переднее колесо. Ось при рывке впилась в доски настила, повозку повело кругом, и она намертво застряда между перил. Главный путь отхода был перекрыт. Ездовые оставляли скопившиеся на западном берегу фуры, передки, зарядные ящики, пушки и бросались вплавь. Картечь рвалась в ручье, вздымая тонны воды, окрашенной кровью, но люди барахтались, борясь с течением, топя друг друга в безумной надежде спастись самим.
Обратив внимание на удирающие с холма вражеские войска, Натаниэль Старбак в первое мгновение решил, что ему мерещится, от жары ли, от контузии. Он зажмурился, открыл глаза. Нет, всё верно: почти победившие северяне отступали. Бежали. Улепётывали. В отличие от Старбака, сторожившему пленных сержанту хватило одного взгляда на холм, чтобы взять ноги в руки. Следом потянулся, опираясь на ружьё, как на костыль, прооперированный северянин. Рыжебородый доктор в окровавленном переднике вышел на крыльцо, оглядел творящееся безобразие, покачал головой и вернулся к больным.
— Что нам делать? — затронул Старбака, как единственного офицера, один из пленных.
— Вести себя тихо и корректно, — посоветовал Натаниэль.
Многие из северян, двигающихся мимо дома, недобро зыркали на пленных во дворе.
— Сидим тише воды, ниже травы. Ждём наших, — добавил Натаниэль.
Со склона мчалась упряжка из четырёх коней, волокущая полевую пушку. Возчики нещадно нахлёстывали лошадей, подскакивая на узких скамьях передка. Упряжка в туче брызг перемахнула через тонкий ручеёк у подошвы и вылетела на тракт. От резкого поворота передок с пушкой накренилась. Ездовой упустил поводья, лошади бешено рванулись по тракту, и пушка с передком, опрокинувшись, с грохотом разбилась о деревья на обочине. На миг воцарилась тишина, сменившаяся стонами и криками боли.