— Отдыхай, парень. Клинья.
Старбак отлип от пилы и опал на стенку канавы. Пальцы не разгибались. Дыхание с клокотом вырывалось из горла. Краем глаза заметил, что к разбойнику жуткую вечность последних двух-трёх рывков назад присоединился наверху ещё кто-то. Сил смотреть, кто, не было.
— Видал миндал, Ропер? — насмешливо осведомился крепыш, — Эй, парень, это Ропер. Скажи «здрасьте».
— Добрый день, мистер Ропер. — без выражения отозвался Старбак.
— Ха, он обозвал тебя мистером! — хохотнул Труслоу, — Он думает, что вы, ниггеры, Божьи создания. Болтает, дескать, перед Господом у вас те же права, что и у него самого. Как, по-твоему, Ропер?
Ропер лениво произнёс:
— Как по мне, раз я до сих пор не сковырнулся, то Господь не против баюкать меня на своей широкой груди и дальше.
Старбак поднял голову, и брови его взлетели вверх. Ропер оказался чернокожим. Негра удивление юноши развлекло. Он ухмыльнулся:
— А по виду не скажешь, что он из болтунов.
— По работе тоже. — вступился Труслоу за Старбака, окончательно повергнув того в изумление, смешанное со странным удовлетворением.
Пожалуй, лучшей похвалы Натаниэль Старбак в жизни не слышал.
— Ты любишь «правильно-неправильно», парень, — Труслоу спрыгнул к нему в яму, — Покажу тебе, как пилить правильно.
Взявшись за нижнюю ручку пилы, он махнул вставшему на его место негру, и парочка заработала в едином ритме, как хорошо слаженный механизм.
— Видишь? — перекрикивая шум, говорил Труслоу, — Дай стали самой делать работу! Не насилуй её, а дай ходить по дереву для тебя. Мы с Ропером так можем половину лесов в Америке распилить, дыхания не сбив!
Коротыш действовал одной рукой, стоя чуть сбоку, и вся труха, вся стружка сыпались мимо него:
— Как ты оказался тут, парень?
— Письмо привёз…
— Я имею в виду, как янки оказался в Виргинии? Ты же янки?
На ум пришло предупреждение о ненависти Труслоу к северянам. А, будь, что будет, решил Старбак:
— Янки, и горжусь этим!
Труслоу бровью не повёл. Сплюнул табак под ноги и спросил:
— А здесь-то как очутился?
Старбак не имел охоты распространяться ни о скитаниях с актёрами, ни о мадемуазель Демаре:
— Поссорился с родными, и меня приютил мистер Фальконер.
— Почему он?
— Мы с его сыном дружим. С Адамом.
— А где Адам сейчас?
— Был в Чикаго.
— Чем там занимался?
— Работал в Христианской Миротворческой Комиссии. Молился, листовки раздавал.
Труслоу засмеялся:
— Молитвы и листовки в таком деле, как мёртвому припарка. Америка не хочет мириться, парень. Вы, янки, всерьёз намерены сесть нам на шею и ножки свесить. Как англичане намеревались свесить лет сто назад. Тем мы хребет перешибли, а хребет у них покрепче был, чем у вас. Правильно-неправильно — в этом ваша беда. Вы хотите, чтобы мы послушно плясали под вашу дудку, а вы решали, что у нас правильно, а что — неправильно, и вы отказываетесь понимать, что неправильнее всего на свете — лезть со своим уставом в чужой монастырь! — не прерывая монолога, Труслоу без устали орудовал пилой, — Может, всё было бы не худо, поменьше вы слушайтесь пруссаков… Только поздно уже рассуждать.
— Поздно.
— Разбитого яйца не слепить обратно. Америка развалилась, и Север продаст её по кускам пруссакам.
— И что делать?
Пассаж насчёт пруссаков Старбак не очень понял, списав на собственную усталость.
— Воевать. И победить. Перешибить костяк янки, как перешибли англичанам. Нечего к нам с указаниями лезть, я же к ним не лезу?
— Так вы будете воевать? — робкий огонёк надежды на успех проваленного, казалось, задания затеплился в душе Старбака.
— Куда ж я денусь? Буду. Но не за пятьдесят долларов.
Труслоу оставил пилу в покое, а Ропер застучал молотком, управляясь с клиньями.
— Э-э, мистер Труслоу… Большего я предложить не уполномочен.
— Я не требую большего. Драться я буду, потому что считаю нужным драться. Считал бы иначе — пятьдесят раз по пятьдесят долларов ничего не изменили бы. Хотя Фальконеру этого не понять. — вязкая струйка табачной слюны вылетела из его губ, — Папаша Фальконера, тот соображал, что сытая гончая след не берёт, а сынок чересчур уверен в том, что всё покупается и продаётся. А я не покупаюсь. Я готов воевать, но не за деньги, а за то, чтобы помочь Америке остаться тем, чем она была и есть: лучшей чёртовой страной в целом чёртовом мире! А если ради этого мне придётся грохнуть с десяток-другой сопляков-северян вроде тебя… Что ж, не вопрос… Что у тебя, Ропер? Всё?