Как чресла Труслоу могли породить эту прелестницу?
— А матушка?
— Умерла. — отрезала она.
Резкая штучка, отметил Бёрд, объясняя Деккеру, что ему надо ехать в лагерь Легиона и отыскать там лейтенанта Дейви. Он едва не ляпнул, что решить интересующий их вопрос они всё равно смогут лишь утром, но спохватился, сообразив, что тогда придётся предложить парочке переночевать здесь.
— Дэйви, вот кто тебе нужен, Роберт.
Деккер кивнул:
— Я понял, мистер Бёрд. А как же отец Салли? Мне нельзя встречаться с ним.
— Не встретишься. Он далече, с полковником. — Бёрд протянул руку, приглашая гостей к выходу, — Ты в полной безопасности.
Салли встала с кресла:
— Иди посмотри, что с лошадью, Роберт.
— Но…
— Я сказала: иди и посмотри! — прошипела она, и юноша выскочил пробкой.
Салли притворила за ним дверь и повернулась к Бёрду:
— Итен Ридли где?
— В Фальконер-Куртхаусе его нет.
— А где он? — требовательно, с нажимом переспросила она.
Бёрд вновь подёргал себя за бороду. Девчонка вызывала у него неприязнь и смутную тревогу. Труслоу в женском обличье, вне всякого сомнения, с той лишь разницей, что папаша добивался всего силой, а она, похоже, привыкла в угоду своим прихотям вертеть людьми, как куклами.
— В Ричмонде.
— Где в Ричмонде?
Что связывало её с бабником Ридли, спрашивать не требовалось. И так ясно. Дрянь-девчонка. Но дрянь, обладающая очарованием, которому противиться Бёрд не мог:
— У брата на Грейс-стрит. Адрес написать? Ты читать-то умеешь?
— Не умею. Попрошу кого-нибудь прочитать.
Бёрд с полным ощущением того, что делает нечто неправильное или, по крайней мере, нетактичное, быстро набросал адрес Бельведера Делани на клочке бумаги и попытался успокоить совесть строгим вопросом:
— Могу я полюбопытствовать, зачем тебе Итен?
Салли пренебрежительно фыркнула, в точности, как её родитель:
— Можешь, конечно. Только кто же тебе скажет?
Выдернув из пальцев Бёрда бумажку, она спрятала её в недрах промокшей одежды. На ней были надеты два домотканых платья, крашенных орехом, пара рваных передников, ветхая шаль, капор времён царя Гороха и, поверх всего, отрез вощёной ткани для защиты от дождя. С собой она принесла полотняную сумку, набитую так, что закрадывалось подозрение: уж не все ли пожитки Салли напихала в неё? Примеченным Бёрдом серебряным колечком список её украшений начинался и оканчивался. Встретившись с презрительным взглядом синих глаз, взиравших на него, как на пустое место, учитель смутился и потупился. Салли, повернувшись к двери, вдруг остановилась:
— А мистер Старбак здесь?
— Нат? Да. То есть, не совсем. Он вместе с полковником. И твоим отцом, соответственно.
— «Далече», да?
— Да. — подтвердил Бёрд и не утерпел, спросил, — Вы, что же, знакомы с мистером Старбаком?
— Чёрт, да. — с коротким смешком сказала она, — Он — ничего так.
И Таддеус Бёрд, молодожён, испытал приступ зависти к Старбаку, который был «ничего так» в её глазах, а не просто «ничего», как сам Бёрд. Неуместное чувство заставило его устыдиться, и он едва не пропустил её следующий вопрос:
— Мистер Старбак — настоящий священник?
— Священник? Богослов, определённо. О его рукоположении я не слышал.
— «Рукоположен» — это что значит?
— Рукоположение — ритуал, дающий духовному лицу право совершать церковные таинства.
Повисла пауза, и Бёрд решил, что его объяснение оказалось для неё чересчур сложным. Дополнительных расспросов не последовало, и он осведомился:
— Это важно?
— Для меня да. То есть, он не священник по-настоящему? Так ведь?
— Нет, не священник.
Салли победно улыбнулась и вышла за дверь. Она взобралась в седло, и Бёрд перевёл дух. Пожар опалил его, но не сжёг.
— Кто это был? — поинтересовалась из кухни Присцилла, услышав хлопок закрытой двери.
— Неприятности. — Таддеус Бёрд запер замок, — Неприятности и раздоры, но не для нас, не для нас.
Он вошёл со свечой в крохотную кухоньку, где Присцилла раскладывала остатки дневного пиршества по тарелкам. Таддеус Бёрд поставил подсвечник на стол, обхватил жену тонкими длинными руками и крепко прижал к груди. Почему, почему он должен покидать этот маленький уютный домик и эту замечательную женщину?
— И чего меня несёт на войну? — вырвалось у него.
— Ты не обязан делать что-то, чего делать не хочешь. — в душе Присциллы проснулась надежда на то, что проклятая война не сумеет отнять у неё мужа.
Она искренне любила и восхищалась этим нескладным, ехидным и умным мужчиной, но представить его солдатом не могла. Солдат — это лощёный Вашингтон Фальконер, благообразный старец Пилхэм, да любой из деревенских ребят, сменивших вилы с косой на ружьё, но не Таддеус. Очень мягко, чтобы не ранить его самолюбие, она шепнула: